Они уводят в подземелья детей, чтобы
до осени пожирать живую плоть. Олаф подумал, что он уже не ребенок,
— утверждение показалось ему двусмысленным, а потому смешным.
Смешок прозвучал глухо и страшно, будто хихикнул безумец…
Пятьдесят граммов спирта развеяли
глупые страхи. В рюкзаке инструктора не было никакого блокнота для
записей, только три книги, две старые, на допотопном русском, и
одна современная. По иронии судьбы последняя называлась «Шепот
океана» — Олаф только слышал об этой книге, но не читал ее.
Профессора в институте океанографии говорили о ней с уважением, а
филологи университета отчаянно ее ругали.
Олаф любил читать лежа.
Книга начиналась с десятистраничного
предисловия, написанного именно профессором-океанографом, и
повествовало оно вовсе не о том, что надеялся найти Олаф, — не о
приступах внезапной паники там говорилось, а о видениях, которые
преследуют человека в океане. Видения, вопреки мнению автора книги,
не являются пророчествами, а, скорей, носят характер
предупреждений. Не предсказывают, а прогнозируют ближайшее будущее
на основе уже свершившихся фактов, неведомых тому, кому они
являются, но о которых знает «океан» (в сноске отмечалось, что под
океаном в данном случае следует понимать неизвестный науке фактор,
имеющий воздействие на человеческий мозг). Иногда видения столь
чужды человеческой психологии, что могут вызвать аффективное
расстройство (необязательно панику: и депрессию, и эйфорию).
Исследование описанного в книге явления, возможно, прольет свет на
многие загадки океана и поведения человека в океане.
Показалось забавным, что в выходных
данных книги стояла отметка, сделанная службой информационной
безопасности ОБЖ, — никаких сведений, раскрывающих государственную
тайну, книга не содержала.
***
Если у Норы умирал больной, она
обязательно присутствовала при вскрытии, и такие случаи Олаф очень
не любил, хотя и отдавал ей должное. Нору боялись (и Олаф не был
исключением), чувствовали себя при ней не в своей тарелке, под ее
взглядом хотелось опустить глаза. Олаф помнил ее по университету,
она училась на четвертом курсе, когда он приехал поступать. Высокая
темноволосая красавица, ее трудно было не заметить, не запомнить.
Пожалуй, Олаф никогда не встречал столь красивых женщин —
совершенной, отталкивающей, пугающей красотой. За те восемнадцать
лет, что он знал Нору, она нисколько не изменилась.