Королев посмотрел на старый
письменный стол, за которым никто из них ни разу не сидел, да и не
собирался. Заваленный кучей разных бумаг, с зеленой лампой в правом
углу столешницы, за ненадобностью, придвинутой к самой стене, стол
был покинут лет десять назад. С него ни разу не вытирали пыль, не
смахивали с ножек паутину, клоками повисшую, словно куски старой
серой тряпки. Вообще, весь тот угол был каким-то заброшенным, и
никто не стремился вдохнуть туда хоть сколько-нибудь жизни. Вот в
этом «мертвом» уголке кот и нашел свое лежбище: никто не гнал его с
вороха бумаг, а ему и то радость – пошелестеть когтями по
скрученным ватманским листам, покрытым желтой сантиметровой
пылью.
Петрович пошел отдыхать, а Кульков
остался в мастерской по какой-то своей надобности.
Придя в комнату отдыха, Королеву
бросилось в глаза, что никто не лежал на своих кроватях – все были,
что называется, на ногах – шел оживленный спор сразу между всеми,
кто сейчас был здесь. Такого Королев еще не видел – сотня человек,
спорящих о том, что столовую закрывают, и что теперь есть они будут
здесь, в этой самой комнате.
– Тогда все тараканы к нам сбегутся,
– говорил один.
– Не бойся – их давно здесь нет:
радиация давно всех убила.
– А, может, совсем наоборот –
вскормила? – отозвался третий спорщик. – Слыхали, на днях кто-то
заявил, что все они живут в метро, и так же, как в крупных городах,
достигают довольно внушительных размеров и изобилуют многообразием
форм.
– Да ладно вам придумывать, Степан
Викентьевич. Вы еще скажите, что обыкновенный таракан вдруг
превратился в необыкновенного, скажем, гигантского краба…
– А что вы думаете – и скажу: да,
таракан мог стать крабом, если дать ему жить рядом с морской водой,
ежедневно облучая его малыми дозами радиации. Учитывая специфику
работы наших лабораторий, не удивлюсь, что в метро уже выросло
такое чудо-юдо, что, раз взглянув на него, вмиг забудешь и свое
имя, и собственный идентификационный номер.
– Вы, разве, его еще помните,
уважаемый Степан Викентьевич?
– Я всё помню! – воззрился тот
разгневанными очами на своего визави. – Я всегда должен помнить
свой номер. На всякий случай. Тем более… Тем более, в этом страшном
месте.
– Почему же страшном, позвольте вас
спросить? Вот мне, например, чрезвычайно комфортно работать под
искусственным освещением семнадцать часов в сутки – я чувствую себя
нужным коллективу, и, следовательно, не зря живу на свете.