— Филатов, начальник подотдела уголовного розыска. По какому
праву вы применили оружие и застрелили моего подчинённого?
— Это была чистой воды самозащита. Ваш подчинённый первым открыл
по мне огонь. Только не спрашивайте, что на него нашло. За те
тридцать секунд, что я провёл в его обществе, мне не удалось столь
глубоко проникнуть в душу Митрохина. Я вызвал следователя, пусть
разбирается.
Как ни странно, но Филатова мои слова успокоили.
— Простите, погорячился, — виновато произнёс он.
— Бывает, — кивнул я. — Боюсь даже представить, как бы повёл
себя на вашем месте.
— Лучше не представлять. Хотя Митрохин — точно не был подарком.
Его контузило в гражданскую, он часто мучился сильными головными
болями, в итоге характер совершенно испортился. Грубил людям, мог
сорваться… Несколько раз подумывал уволить его, да было жаль,
всё-таки боевой товарищ, фронтовик… Видимо, в конце концов
последствия ранения взяли своё. Сгорел наш Митрохин.
— Война есть война. Так просто не проходит, — согласился я и как
бы между прочим заметил:
— У вас в камере находится задержанный Стасевич. В чём его
собираетесь обвинить?
Глаза Филатова испуганно забегали.
— Стасевич? — он сделал вид, что вспоминает. — Ах, этот! Особой
конкретики пока нет…
— И всё же? — настойчиво спросил я.
— Ну… есть основания подозревать его… в краже. Да, в краже.
— И что именно украл гражданин Стасевич?
Филатов заволновался ещё сильнее. Чувствовалось, что он не был
готов к вопросам и теперь сочиняет на ходу.
— Надо в материалах дела почитать, уточнить — так сразу и не
припомнишь… Не очень серьёзная кража, но это не повод, чтобы
преступник гулял на свободе.
— Конечно-конечно, — поддержал его я. — Вор должен сидеть в
тюрьме.
— Именно, — обрадованно закивал он. — Вы совершенно точно это
подметили — вор должен сидеть в тюрьме.
— Это не я подметил, это другие умные люди задолго до меня
сказали, — я не стал присваивать чужие лавры. — Меня только одно
смущает.
— Что же действует на вас таким образом? — стал постепенно
входить в роль Филатов.
— Вы отдали распоряжение задержать Стасевича, времени прошло —
всего ничего, но вы с большим трудом вспоминаете, за что его держат
в камере. По-моему, звучит странно.
— Ну, а что вы хотели? Меня после известия о смерти Митрохина
как из седла вышибли… До сих пор в себя прийти не могу, — начал
довольно сносно оправдываться Филатов.