Если тебе на голову что-то свалится,- возрадуйся! Возможно, это
сам Ньютон поделился своим озарением.
Наталья Николаевна на прошлом занятии, назвав тему "Родная
природа в стихотворениях русских поэтов 19 века", любовно окинула
взглядом класс и, значительно помолчав, сказала: "Благодатный
материал". Это означало только одно: к следующему уроку придется
учить стихи наизусть, спросят всех! Наталья Николаевна считала, что
вызубренный стих непременно должен обогатить лексикон учащегося,
видимо, втайне надеясь, что он все же составит конкуренцию тем
увесистым выражениям, которые и без зубрежки навечно запоминались и
частенько вырывались от избытка чувств из черного ящика души,
иногда увековечиваясь на заборах. Возможно даже, если бы на самом
захудалом заборишке она все же прочла четверостишие известного
поэта, это был бы самый счастливый день ее жизни. Но не следует
забывать, что любая мечта, даже самая розовая, все-таки имеет в
себе и нечто прозаическое. У Натальи Николаевны проза лежала под
рукой - журнал с минимальным набором оценок. Ни для кого не секрет,
что выудить захудалую тройку, а, тем более, шаткую четверку с
галерки, все равно, что совершить подвиг. Для самих галерочников
стихи были той палочкой-выручалочкой, с помощью которой они, как бы
приобщаясь к литературе, получали с нее дивиденды в виде
положительных оценок среди частокола колов, что, в конечном счете,
позволяло добиться итоговой тройки. Поэтому при слове "стихи"
галерка затрепетала и сразу же ринулась высчитывать количество
строк. Самыми любимыми оказались Евгений Абрамович Баратынский и
Аполлон Николаевич Майков. Они оба смогли уложиться в восемь строк.
В разряд нелюбимых были отправлены Яков Петрович Полонский,
Афанасий Афанасьевич Фет, Иван Саввич Никитин и Алексей
Константинович Толстой. "Во, борода, расстарался,- констатировал
неприличный факт один из галерочников,- шестнадцать строчек
накатал!". "А этот, волосатый, аж целых тридцать две!"- возмущенно
подхватил другой. И тут вдруг выяснилось, что все нелюбимые поэты
оказались исключительно бородатыми, а любимые - бритыми. Бритые
светились ясной улыбкой, а бородатые строго взирали из-под
кустистых бровей на меркантильных потомков, как бы говоря: " А вот
ужо погодите-ка!". И ведь подкузьмили-таки, видимо, войдя в тайный
сговор с бритыми.