- Это политика не имеет понятия о
чести. Мы, военные, еще имеем! Помню, когда русских отводили с
фронта, их командир, Николя Лохфицки, приехал в расположение нашей
бригады с ящиком их национального напитка: «водка». Мы тогда
напились! Как мы тогда напились!
- Знаешь, Ги, я их водку никогда не
понимал. – заметил писатель.
- О! Да! Ты же был в России, совсем
недавно! Аристократ в логове большевиков! И тебе не понравилась их
«водка»?
- Крепче кальвадоса, слабее
арманьяка, на мой вкус пресновата, хотя… кому что нравится.
- Ты видел их лидера, Сталина? –
поинтересовался полковник.
- Я видел празднование их праздника,
первого мая. Сталин был на трибуне. Меня он не принимал. Наша
редакция не договаривалась об интервью с их лидером. Я тогда выдал
пять репортажей про советскую Россию. Если быть честным, война
большого СССР с маленькой Финляндией меня откровенно расстроила.
Это была неправильная война, Ги. В стране большевиков я увидел
большой потенциал. Их лидер, Сталин, фигура такого же масштаба, как
наш Наполеон. Я не понимаю, что там могло случится, чтобы война
началась. Нот все-таки, у СССР есть Сталин. К сожалению, у Франции
нет своего Наполеона.
Гарсон принес друзьям еще по чашечке
кофе.
- Я не знаю, что там их вожди, но
русские нам очень пригодились бы. Ты знаешь, что мы в родстве с
французскими Палеологами? – произнес д’Арнье.
- Это родственники византийских
императоров?
- Французские Палеологи – это потомки
румынских князей, которые были в далеком родстве с византийскими
императорами. Жорж Морис был послом в России, в годы Мировой войны.
Он рассказывал, как врывался к их императору и требовал начать
наступление, потому что гибнут лучшие мужи Франции. И русские шли
нам навстречу. У нас не любят говорить о том, сколько дивизий боши
снимали с нашего фронта и перебрасывали в Россию.
- Генералы не любят, когда кто-то
сомневается в их гениальной прозорливости и стратегическом
мышлении, - уточнил писатель.
- Я не ставлю под сомнение мужество
наших ребят. Я говорю о том, что стратегия давить немцев с двух
сторон была правильной! А сейчас поляки не стали той наковальней,
по которой бил бы французский молот. А лаймы… - полковник тяжело
вздохнул.
- Мы собирались отправить в Финляндию
четыре дивизии, лаймы восемь! Я одного не пойму, почему эти дивизии
не тут, во Франции? Если на острове есть восемь кадровых дивизий,
почему сюда посылают тысячи призывников-желторотиков, которых в
учебных лагерях сбивают в боевые части! Почему эти восемь кадровых
дивизий островитян не готовятся к удару по гуннам? И куда
отправляют мою бригаду? И зачем? Мы застряли в этом Руане, ждем
приказ на движение. Но я не уверен, что отправимся в Гавр. Я теперь
ни в чем не уверен.