- Вы прибыли на бал невест? – спросил
он, с неприкрытым интересом рассматривая меня. – Могу я увидеть
ваше приглашение?
- Могу я сначала выйти? – с легким
раздражением поинтересовалась я.
Мужчина замялся, и в его темных
глазах вспыхнул отчетливый недоверчивый огонек. Но затем он
все-таки подал мне руку, затянутую в тончайшую черную кожу дорогой
перчатки.
- Безусловно, - проговорил он. –
Позвольте помочь вам.
Я осторожно вложила ладонь в его
руку. Чуть поморщилась, уловив тончайший укол сканирующего
заклинания.
Зачарованные перчатки? Неужели кто-то
когда-то имел глупость напасть на королевского распорядителя? Но, в
любом случае, безопасность мероприятия явно обеспечивается на самом
высоком уровне.
Мужчина тут же одернул руку, едва
только я покинула карету. Посмотрел на меня прямо и с уже явными
повелительными нотками повторил:
- Пожалуйста, ваше приглашение,
леди.
Я неторопливо открыла сумочку.
Вытащила из нее плотный лист, густо исписанный витиеватым
почерком.
Мужчина небрежно кивнул мне в знак
благодарности и тут же впился взглядом в приглашение. Прочитал мое
имя, выведенное крупным в самом начале листа. И тут же его глаза
округлились от изумления, а губы сложились в немое удивленное «о».
Внимательно прочитал лист от начала до конца. Затем опять вернулся
к моему имени и замер, глазея на него с таким напряженным
вниманием, как будто ожидал, что оно в любой момент исчезнет.
- Какие-то проблемы? – невинно
полюбопытствовала я.
- Нет, никаких, - медленно протянул
мужчина. – Леди Ивори Квинси, стало быть.
После чего поднял голову и в упор
посмотрел на меня.
- Да, я старшая дочь герцогини
Кейтлин Квинси, - подтвердила я и мило улыбнулась. Добавила,
таинственно понизив голос: - И, предупреждая ваши дальнейшие
расспросы, – я из тех самых Квинси.
- Понятно, - протянул распорядитель и
нервно дернул кадыком, как будто какое-то слово встало ему поперек
горло. Опять замер, вновь с каким-то отчаянием вперившись взглядом
в приглашение.
Эта сцена почему-то рассмешила меня.
Я открыла ментальный щит, наслаждаясь замешательством и
растерянностью, которые шли от бедняги. Знаю, что злорадствовать
нехорошо, но в глубине души шевельнулось нечто вроде фамильной
гордости. Хоть мать и считает меня позором родом, но мне было
приятно видеть, что о Квинси до сих пор помнят.