- Добрэ… Мне даже легче стало…
В амбар заглянул один из бойцов нашей роты и позвал меня:
- Андрей, пора уходить!
Боец исчез, а я посмотрел на старшину, поднялся и сказал:
- Бывай, Иваныч.
- Прощай… - выдохнул он и закрыл глаза.
Я покинул амбар и присоединился к своим товарищам. В голове
сумбур, я никак не мог до конца осознать то, что сказал Захаров. Он
говорил правду, сомнений в этом не было. Но тогда выходит, что я
сын «врага народа»? Как это страшно звучит – «враг народа». Не
партии. Не какой-то идеологии. Не определенной группы людей. А
целого народа. Хотя у нас в приюте половина таких. Кто-то из
кулаков, кто-то из казаков или дворян, но были и дети красных
командиров, кого в тридцать девятом к стенке поставили или загнали,
куда Макар телят не гонял. Это жизнь. Вчера человек на коне,
уважаемый комбриг или ответственный партийный работник, а завтра
уже преступник. Подобное в стране происходило часто, и когда в
приюте появлялся очередной воспитанник из бывших «партийных», его
судьбу обсуждали. Разумеется, полушепотом, чтобы никто посторонний
не услышал.
- Ты чего, Андрей? – толкнул меня в бок Садчиков, который
заметил, что я не в себе.
- Ничего, - я покачал головой.
- Из-за старшины переживаешь? Брось. Он человек крепкий,
восстановится и продолжит воевать. Жаль только, что ранение по
глупости получил. Все из-за Ерошкина. Не повезло нам с
командиром.
- Заткнись! – поправляя вещмешок, одернул Садчикова пожилой боец
Гурьянов. – Нечего командира обсуждать, а то беду накличешь.
Садчиков замолчал, а я подумал, что с командиром нам,
действительно, не повезло, и лучше было бы выходить из окружения
своей группой. Что у нас отобрали оружие и продовольствие – это
понятно. Трофейные автоматы достались командирам, которых в
соединении полсотни, потому что отряд формировался на основе штаба
дивизии, а консервы пошли в общий котел. Большим отрядом незаметно
проскочить мимо немцев тяжело – это тоже ясно. Почти каждый день
бой и потери, помимо того, что фрицы отслеживают наше движение по
лесам при помощи «рамы» и мы находимся под постоянной угрозой
авианалета или артобстрела. С этим всем можно смириться, ибо такова
солдатская доля. Как говорится – наше дело воевать и погибать, а за
что и почему, полковник знает. Но командир роты у нас карьерист и
дурак. Самый настоящий. Майор Ерошкин боевого опыта не имел, делал
карьеру при штабе, а когда отступали, он потерял какие-то важные
документы и теперь выслуживается, пытается кровью искупить вину.
Ладно бы своей искупал. Но он ведь на нашей крови поднимается. Вот
в чем дело. И когда другие стрелковые роты нашего сводно-сбродного
соединения обходят противника, Ерошкин так и норовит поднять бойцов
в атаку, в полный рост. Мы с ним уже неделю и за это время потеряли
три десятка только убитыми, не считая раненых. Всем это надоело, и
даже старшина как-то обронил, что надо утихомирить слишком рьяного
майора, а то поляжем. Однако не успел Захаров. Во время очередного
прорыва через немцев, когда мы прикрывали отход основных сил,
старшина получил ранение.