Воронов дар. Меняя Судьбу - страница 3

Шрифт
Интервал


А затем чёрные глаза ворона слились с нависающим над нами мраком и я, наконец, провалился в глубокую и такую мягкую, уютную тьму.

***

Сердце колотилось словно взбесившейся механизм. Чужие голоса, запахи, шаги. Всё это уже было. Всё повторяется. Это сон — я твёрдо отдавал себе отчёт, что это мне просто снится. Но это было не простая игра подсознания, а реальные воспоминания.

Этот кошмар преследовал меня на протяжении всей жизни:

«Люди в чёрных одеждах, их лица скрывают треугольные, остроконечные маски, оставляющие видимыми только глаза.

Холодно. Почему-то в эту августовскую ночь по-осеннему холодно. Я хочу обернуться, призываю ипостась волка, но та дрянь, которой регулярно опаивали меня родители по наставлению врача Крюгена, не позволила перекинуться в зверя.

Я выбегаю на лестницу и в ужасе замираю. Грубые голоса, топот тяжёлых ботинок. Сколько их? Десять, пятнадцать? Может быть гораздо меньше, но они повсюду. Мне кажется, что они повсюду.

Взгляд улавливает кусок длиной серой юбки, пухлые щиколотки, выглядывающие из-под неё. Я немного подаюсь назад и вижу тело домработницы, вывернутое в неестественной позе и лежащее в луже крови. Анфиса их увидела первой, а я тогда впервые увидел покойника.

За плечо меня внезапно хватает учитель:

— Княжич, нужно спрятаться, — шепчет он, пытается утянуть меня с лестницы. Я было поддаюсь страху, хочу уйти за Артемием Ивановичем, но тут откуда-то снизу отчаянно и одновременно яростно кричат.

Кричит мама.
Очень быстро они оказываются в холле, её волокут двое, выворачивают ей руки так, что она едва не бьётся лицом об пол. Я бросаюсь к ней на помощь, но стоит только дёрнуться, твёрдая рука отца останавливает меня:

— Уходи с Савелием и Артемием Ивановичем, — торопливо говорит он, и на его пальцах начинают поблёскивать тонкие молнии.

— Но..., — пытаюсь я возразить.

— Уходи! — в бешенстве кричит отец и бросается в ту сторону, куда утащили мать.»

После этого живыми я больше их не видел.

Страшно, так страшно мне было лишь однажды. Наверное, потому что тогда я боялся не за себя, а за родителей.
Я не посмел ослушаться отца и вместе с Савелием и учителем бежал из поместья. Бежал, пока отец пытался остановить тех людей и спасти мать, тем самым выигрывая для нас время.

Когда родителей убивали, я бежал в новый город. После — корил себя за это всю жизнь. Хотя и понимал, что не мог тогда ничего изменить, не мог их спасти и, если бы остался, тоже погиб.