Могло ли так случиться, что после смерти проклятье
оставляет своих жертв волками навеки? Этого я не исключал, предания
гласят, что некоторые души усопших чародеев могли обращаться в
зверей, птиц и рыб.
Могло ли это произойти со мной ? Вероятно. Мало кто может
сказать наверняка, что происходит с человеком после смерти. Но я
предчувствовал, что это всё не так, все мои предположения неверны.
Не сходится, всё не сходится...
— Яр! Вот ты где, сынок!
Я оцепенел — словно ледяной водой окатили. Шерсть встала
дыбом, а сердце заколотилось так, что вот-вот возьмёт, да и
выпрыгнет из груди.
— Яр, — ласковый голос матери, её красивое лицо, кажущееся
в ночи светлым, как сама луна. Она присела рядом, прямо на листву,
не боясь запачкать белой шелковой ночной сорочки. Её чёрные тугие
кудри выбились из косы и теперь обрамляли лицо, а зелёные
колдовские раскосые глаза излучали сочувствие и одновременное
умиление.
Мать почесала меня за ухом, погладила по загривку,
улыбнулась:
— Яр, — с ласковым укором протянула она, — я ведь просила
не убегать так далеко. В лесу опасно, тебя могут принять за
простого волка и убить. Почему ты не слушаешься, Яр, почему не
гуляешь у поместья? Отец злится. Мы волнуемся, слышишь?
Мать погладила меня по холке и застыла в задумчивости,
глядя так, словно бы ждала, что я ей отвечу. Ответить я, конечно
же, не мог — волки не разговаривают, но от переизбытка чувств и
растерянности лизнул её в щеку, хотя в жизни едва ли себе бы такое
позволил.
Мать весело рассмеялась, вытирая рукавом ночной сорочки
щеку, а я изумлённо, где-то даже ошарашенно смотрел, пытаясь
понять, что происходит. Мозг сам подкинул ответ.
«Это сон», — с уверенностью решил я. Мать умерла
давным-давно, её убили, как и отца. Я волк, значит, я не в Ирии. И
значит, всё просто — это сон. Я всё ещё умираю там, на лужайке у
Нерны, а это видение не более чем воспоминания. Не зря ведь
говорят, что перед смертью у человека проносится вся его жизнь
перед глазами. Вот и я сейчас вижу одно из своих
воспоминаний.
— Идём, дорогой. Скоро рассвет. Пора домой, — мать
порывисто поднялась на ноги, отряхнула с сорочки листву и как
закричит: — Савелий, он здесь! Нашла!
Зашуршала листва, снова знакомые запахи. Сено, терпкий
пот, свежая сдоба, совсем немного — алкоголь. И вот сквозь чащу,
неуклюже ломая ветви, словно медведь, ломится наш работник
Савелий.