— Яр, — мать смотрела ласково и одновременно
просяще.
Я попробовал ещё раз. В полной мере ощутил, как течёт во
мне сила рода, давно позабытое удовольствие — просто чувствовать
тёплую мощь в груди. Я призвал к своей человеческой сущности, к
своей истинной природе. Это не помогло — большую часть жизни
помогало безотказно, а здесь не прокатило.
Вспомнил, как оборачивался в юности, к каким прибегал
манипуляциям. Вначале я злился на волка и мысленно требовал его
оставить меня — это даже тогда не приносило результата, а сейчас и
пробовать не стоило.
Звериная половина понимала только сильные эмоции. Обычно
очень жёстко я с ним говорил, пока волк не подчинялся. Воспоминания
— вот что возвращало мне прежний вид. Напугать его что ли?
Страшных воспоминаний у меня хватало, но волк во мне был
бесстрашен, так просто его не проймёшь.
Как-то сами собой всплыли воспоминания о войне: лица
людей, которых я убил, бесцветные, обезличенные – они пронеслись
перед внутренним взором вереницей. Сотни обращений в волка
чудовищных размеров, он не знает пощады, рвёт глотки, отрывает
конечности, махом разламывает зубами панцири врагов... Вспомнил
жажду крови, в разгар сражения мною овладевала такая боевая
лихорадка, что я вовсе не думал, а лишь видел врага и рвал, рвал,
рвал...
Волка во мне всё это не напугало, скорее я чувствовал
настороженность, озадаченность, в состоянии которых, в общем-то, и
сам пребывал от всего происходящего. Но всё же волк отступил, не
из-за страха, а просто почувствовал что-то неладное.
Хрустнули кости, лёгкая щекотливая волна пронеслась по
телу, шерсть стремительно скрылась под кожей, как бы уползая в
поры. Кости рук и ног начали удлиняться и перестраиваться, а морда
укорачиваться, превращаясь в лицо. Всё это ощущалось на физическом
уровне так, как будто бы чья-то сильная рука мягко вылепливала
лицо, растягивала мышцы, уменьшала грудную клетку. Вполз внутрь и
хвост, клыки превратились в зубы — и вот я стою на четвереньках,
голый и грязный, и жду, когда завершатся последние
изменения.
Холодно. Но стоило только подумать, как подоспел Савелий с
пледом и торопливо набросил на меня.
Мать сдержанно улыбнулась, кивнула:
— Молодец, Яр, справился.
Где-то вдалеке послышалось гудение ойра-двигателя. Я
замер, с надеждой уставился туда, где светили фонари отцовского
монохода, где показались очертания двухметрового колеса и матовой
кабины внутри него. Я всматривался во тьму, пытаясь разглядеть
фигуру отца и хоть на мгновение увидеть его живым.