– Никого. А ваш Кобин, кажется, убил одного.
Калмыки были довольны. Передавали друг другу пять, пока на склоне не взорвалась граната.
– Идиоты… – сказал Чегодаев. На его бульдожьей щеке проступил пунцовый шрам, похожий на китайский иероглиф.
– Уходим отсюда, – сказал Харламов.
– А почему ты всегда командуешь?
– Тогда оставайся. А я ухожу.
– Сам оставайся!..
Чегодаев оттолкнулся от пуза товарища и ломанулся в камыши. Харламов устоял, сплюнул и направился в другую сторону. Я увязался за ним.
Мы прошли через болотце по бетонному столбу и ступили на неубранный огород в заросли кукурузы и подсолнухов, уже сухих, безголовых. Не без труда нашли межу, которая вывела нас к облупленной мазанке с растрепанной соломенной крышей.
– Расскажи, как Кобин убил Кошеля.
– Я не говорил, что он убил Кошеля.
– А кого?
С Харламовым было трудно говорить. Я оставил его мокнуть на лавке, перегнулся через тын и посмотрел на дорогу.
– Расслабься, – сказал Харламов, – сейчас нас заберут.
– Кто?
– Поедем к нам, в Кочеток55. Выпьем целебной воды, подлечим раны… Во, слышишь джэбе?
Я услышал отдаленное всхрапыванье двигателя и на всякий случай спрятался за хатой. Джип уверенно остановился у двора, из него задом выпал Чегодаев. Готовый. И когда он успел?
– П-думал, дай-чегодай…
– Молодец, что подумал.
Калмыки обнялись и потерлись носами по старому обычаю. Я подкрался к ним:
– Подбросите к Однокозовой?
– Но мур-р… – занервничал Чегодаев, – за… коза…
– Все нормально, – успокоил его Харламов, беря руль в свои руки.
…Однокозова, праправнучка бомбиста, каторжанина, который сидел близ Чугуева – в Печенегах, в подземельях Новобелгородского централа – сидела перед зеркалом с бомбовой прической. Агрессивный «смоки-айс»56, динозавровый костюмчик в стиле Леди Гаги57 – всё говорило о том, что она побывала в эпицентре взрыва на чугуевской макаронной фабрике «Знаки зодиака».
– Что скажешь?
– У тебя нет носков? Калмыки переодели меня, но не переобули.
Отражение обиделось, надулось.
– Мужских нет. Больше ничего не хочешь?
– Больше ничего. Идем.
Мы перешли к «плану Бэ». День рождения крестника Однокозовой – Павлика Павлова, внебрачного ребенка Кошеля. Я спрятал пистолет среди игрушечного оружия. Однокозова надела острые шпильки.
Подозрительный таксист почему-то косился на меня, а не на макаронину. Он остановился возле занюханной кафешки с кокаиновым названием «Эскобар»