Встал сегодня, как обычно Никифор
просыпался, с первыми петухами. Бока вылеживать некогда. Вместе с
работниками отправился в лиман за городком и до полудня на сенокосе
траву ворошил. Зима придет, спрашивать не станет, чей ты сын и кто
ты есть, и у казаков, по крайней мере, у тех, кого я пока видел,
закон стародавний – не поработал, не поел.
На обед вернулись в Бахмут, благо,
покосы находились совсем рядом. И здесь я застал следующую картину.
На площади четыре десятка местных казаков, по внешнему виду
заметно, что тоже только с полей. Они стояли напротив приказной
избы, невысокого бревенчатого строения, в котором решались все
вопросы городской общины. На крыльце батя, одет как всегда хорошо и
нарядно, в синей шелковой рубахе и перетянутых красным кушаком
новых шароварах. Перед ним четверо мужиков, по виду бурлаки с Дона,
мощные плечи, до черноты загоревшие лица и выцветшая прохудившаяся
одежонка, а из обувки лапти.
Я решил задержаться и увидел один из
этапов превращения крестьянина в казака. Это только в беллетристике
советского периода можно встретить обычный сюжет, где приходит
беглый холоп на Дон и степная вольница его тут же в свои ряды
принимает. Нет уж, в жизни все несколько иначе. Казаки, особенно
донские, чужаков не любили. В свое общество принимали – это
случалось, но со скрипом и система работала по отработанной схеме,
которой не менее трехсот лет, и сбоев она почти не давала.
Первый этап. Беглый крестьянин
приходил на землю казаков и его ставили перед выбором, уйти или
стать бурлаком на Дону и впадающих в него реках. Как правило, мужик
соглашался таскать баржи, лодки и струги, входил в трудовую бригаду
и пару лет впахивал изо всех сил. За это время он в подробностях
узнавал о жизни казаков, перенимал местные обычаи, усваивал речь и
проникался вольным донским духом.
Затем, если он желал продолжить свой
подъем, по рекомендации артельного и пары старожил, бурлак
направлялся в батраки к одному из зажиточных казаков. Это второй
этап, который опять‑таки длился не менее пары лет. Человек вливался
в общину, мог жениться, получал некоторые средства на житье‑бытье и
обзаводился знакомствами.
Проходило время. Бывший крестьянин
полностью проникался казачьими традициями, понимал, что обратной
дороги нет, и тогда наступал третий этап, последний. Перед
принятием в казачье братство беглого человека вооружали и
направляли в набег или на службу по охране границ. Здесь человек
реально рисковал жизнью, но получал то, о чем мечтал – свободу и
равные с остальными казаками права. Ну как равные? Атаманить новый
казак мог только над мужиками и такими же, как и он сам,
приписными. Природные казаки все равно не считали его ровней, и
полное равенство среди донцов имели только дети бывшего беглого. Да
и то, при условии, что мать казачка.