– Это ты точно сказал – примурыженные, – хмуро отзывается кто-то
из сидящих за соседними столами. – Вроде и гады, а так чтобы на
ближайшем суку повесить без суда и следствия – не повесишь.
Черныш согласно кивает:
– Это да. С другой стороны, они может и не хотели так жить, да
Стикс заставил. Там же недавно база внешников появилась, будь они
неладны. Так что если пентагоновские с мурьем конфликт затеют –
внешники их в тот же день снесут. Вот и думай, как жить.
– Откармливают их внешники, – скривился Карась. – На убой.
Свиноферма, бляха-муха, а не Пентагон. А потом у внешников появится
эффективный менеджер, который решит, что надо бы пентагоновских
разом под нож пустить.
– Может и так. Но лет пять уже как живут, да зарабатывают на
потрохах помаленьку. Это тебе одна сторона, когда ты вроде и не
мур, а товарища убитого в землю не закопаешь и ножичком без особых
мук совести расковыряешь. А есть мурье по жизни, – в голосе Черныша
засквозило откровенное презрение. – Это те, кто в том мире говном
был и в этом лучше не стал. Вот, например, на юг, километрах в
трехстах, грузится тюрьма – строгач. Муры ее с завидной
регулярностью чистят. Мочат охрану и вывозят зэков на сортировку.
Вяжут всех, раскладывают рядочками и ждут. Если иммунным
посчастливится стать – будьте добры, припожалуйте в рабы, пока дар
не проявится. Недельки две так отработаешь, и тут у тебя, как
говорится, появляется два выхода.
– Или в муры или в расход? – предположил кто-то слева.
– Да. Если дар полезный, предложат в мурье перекреститься. В
тюрьме-то, понятно, все невиновные: менты подбросили, судья
засудил, но ты вот как думаешь, много отказывается?
– Вряд ли… – покачал головой Карась.
– В точку. Зэки в качестве муров и идут дальше, к успеху. Если
раньше он за мобилу и котлы мог башку проломить, то теперь, раз ни
ментов нет, ни закона, хер он кого пожалеет. Нет, врать не буду,
бывали те, кто отказывались. Бывали те, кто вроде как соглашались,
чтоб до оружия добраться, а потом дать жару, но у мурья тоже
ментаты есть, так что особо не похитришь.
– Между первой и второй наливай еще одну, – собутыльник прервал
рассказ бульканьем виски.
– Какая ж это вторая?
– Из этой бутылки вторая.
– Ладно, давай, накататили. Так вот, – выпив залпом вискарь,
Черныш продолжил, – какими бы эти муры не были уродами, есть те,
кто похуже их. Это муры по убеждениям. Ну вот, положим, был он
утырком в школе. Пинали его, смеялись. Он злобу копил. За что ж его
так? Он же самый лучший! А то что он по жизни говно, и это из него
лезет – невдомек. И вот, представь, попал такой утырок сюда.
Допустим, повезло ему с даром. И вот он на самом деле – избранный и
исключительный.