Кладбище здесь было новым. Отвели место, когда
заполнилось на старом кладбище. Могилок всего ничего. Ровная
песчаная земля. На Урале кладбище было старое, огромное, от земли,
травы и аккуратно выкрашенных оградок шло ощущение умиротворения и
покоя. Здесь, на севере, кладбище было маленькое и непутевое.
Как и Юрка, младший сын.
Нервное. Без густой и прозрачной тишины покоя, деловитой
жизни, привычной там, на древнем и красивом уральском склоне.
Здесь кладбище было коротким отрезком в песке, дорогой к
концу.
Ветер дул и теребил редкие кустики зелени и пожухлые
цветы в вазах.
И дед вдруг понял, что это все.
Сорок дней прошло со смерти младшенького. Бабку тогда
отхаживали, успокаивали, но бабам проще. Бабы могу рыдать и
плакать...
Дед же молчал и внутри него умирал, бился, корчился
чудовищный вой.
Словно еще живой Юрка умирал там, в этой пустоте, сейчас.
И кричал от боли. И ему было не помочь.
Тоска. Он встал тогда и пошел. В сердце гнулась и торчала
длиннющая, с полнеба, стальная игла.
Юрка, непутевый. Юрка.
Младшенький. Любимый.
Вызвали скорую. Сделали укол от сердца. Живи, дед. Как?!
Живи, как хочешь.
И теперь это кладбище. Свежепокрашенная железная оградка,
застывшие наплывы голубой краски. Земляной холмик. Не уральская
земля, коричневая. Не сладкая. Не родная. Стакан с водкой. Черный
хлеб. Памятник, выкрашенный голубой краской.
И фотография в овальной рамке.
Юрка на ней был какой-то другой. Не ту выбрали, подумал
дед. Непохожий на себя он здесь был. Словно человек на фотке знал,
что уже умер.
Дед повернул голову к старшему внуку — молодому,
красивому.
"Вот, Лешка, пришел я к сыну, а он смотрит на меня и не
встает", — сказал он внуку. Без всякого надрыва, просто. Алексей
передернулся. Эх, дед. Ну что ты...
И дед замолчал.
Раньше ты выбирал ему машинку — вот эту, синюю! И чтоб
большие колесики.
А сегодня выбираешь ему гроб.
Юрка. Эх, Юрка.
Мы сыны батрацкие, мы за новый мир
Шорс идет по знаменем
красный командир
В голоде и в холоде
жизнь его прошла
но недаром пролита
кровь его была
эээээ, э-э, кровь его была
"Стажеры", Стругацкие. Что делает мир Полдня таким реальным?
Работа. Вот это ощущение, что пока люди вокруг едят, шутят,
выясняют отношения, носят свои пиджаки, где-то там, за кадром, идет
гигантская, мощная, неумолимая работа всего человечества; работа,
направленная вперед, сквозь парсеки и препятствия, сквозь боль,
тернии и даже самих творцов, сквозь километры и километры ледяной
космической пустоты, сквозь астероидные пояса, галактики и
туманности, туда — в глубину космоса. К далеким и ярким звездам. К
сияющей и великой цели, ради которой стоит жертвовать жизнью и
здоровьем, и душевным спокойствием, и сном, и отдельной
человеческой мечтой, и чем-то еще.