Такие, как эта дама, мне тоже встречались. С одной стороны, само
благородство, с другой — только помани хоть чем-то напоминающим
скандал, тут же растрещатся, картинно охая и ахая.
Чуть дальше у окна замерли двое мужчин, наблюдая за тем, что
происходило в другом конце вагона. Оба в цивильном, но военное
прошлое и в одном и в другом угадывалось без труда.
— Что случилось? — проводив взглядом скрывшегося в тамбуре
проводника, обратила на меня внимание женщина, словно лишь теперь
увидев. И, прижав руки к груди, добавила с придыханием: — Ребенок
заболел. Говорят, совсем плох.
— Совсем плох, — так до конца и не решив, правильно ли намерена
поступить, повторила я. Оглянулась, посмотрела на смятую постель,
на лежавшую на столике книгу...
Я вполне могла спокойно вернуться в купе — о моих способностях в
этом поезде никто не знал, так что некому и осудить, но вот прощу
ли сама себе, что могла, но не пришла на помощь?
С другой стороны, отец просил не выделяться, оставаться в тени,
пока полностью не освоюсь с новой личностью. И я понимала, что это
правильно, но...
Я решительно покинула купе, не позволяя себе передумать.
Привычно бросив на дверь защитное плетение, прошла мимо
заинтересованно посмотревшей на меня женщины.
Идти недалеко — из одного конца вагона в другой, но сколько
всего можно увидеть, сколько передумать за эти несколько
секунд!
Мысли я тщательно гнала прочь — не до них сейчас, а вот не
замечать оказалось сложнее. Привычка! Поэтому уже иначе, чем это
было ранним утром, оценивала и деревянные панели, которыми обит
коридор. И ковровую дорожку под ногами. И магические светильники,
спрятанные в бронзовые бра. И даже аромат... что-то легкое,
успокаивающее, избавляющее от тревог.
Когда оказалась рядом с мужчинами, оба словно поджались,
пропуская.
В носу засвербело от запаха трубочного табака и хвои.
Но это я тоже отметила вскользь, обратив внимание больше на
взгляд одного из них — цепкий, оценивающий, он вызвал вполне
осознанное желание передернуть плечами, избавляясь от чужого
интереса к моей персоне.
Мысленно пожелав ему долгой икоты — в проклятиях я была не
сильна, но на душе сразу стало легче, — подошла к купе, из которого
доносились приглушенные всхлипы.
Открыла шире дверь, тут же ощутив неприятный кислый запах, в
котором чувствовалась какая-то травяная сладость.