Мебельная обстановка была скудной: узкая скрипучая кровать,
обшарпанный комод, письменный стол, возле которого стояли два стула
с высокими резными спинками.
— Заселяешься? — спросил Турицын.
— Всенепременно, — кивнул Иван.
— Как обустроишься, приходи на кухню. Ты ведь голодный, поди? —
не дожидаясь ответа, Турицын снова заговорил, а поговорить он
любил:
— Кухарка аккурат через полчаса стряпать закончит, так мы с
тобой поснедаем. Время к ужину клонится. Пора чрево насытить, слава
тебе Господи! Шти капустные любишь?
— Люблю.
— И я люблю до обожания. Видишь, как много промеж нас общего!
Значит, мы с тобой, Ваня, задружимся, а дружба в нашем деле
неоценимая вещь! Давай, жду к столу. Ты, главное, не журись. Ко
всему человек привыкает.
Турицын правильно истолковал чувства Ивана. Елисееву было
непривычно. Петербургский быт совершенно не походил на спокойную
размеренную деревенскую жизнь, к которой тот привык, а будущее
пугало неизвестностью.
Кухарка у Турицына была наёмной. Приходила два раза в неделю, на
выделенные Василием «экономные» суммы покупала продукты, приносила
домой и стряпала нехитрую еду сразу на несколько дней.
Звали её Пелагеей. Росту она была высокого, формы имела
необъятные и едва помещалась на крохотной кухоньке, но это не
мешало ей ловко управляться с печью, горшками и ухватами.
Щи получились наваристыми, вкусными. Успевший нагулять аппетит
Елисеев и сам не заметил, как опростал свою миску и тут же был
вознаграждён за старания добавкой. Бездетной Пелагее худенький Иван
казался совсем ещё ребенком. Она с умилением наблюдала за тем, как
тот ест, смешно двигая челюстями и шевеля ушами.
После ужина на Елисеева навалилась тупая сытость. Желание
говорить и чем-то заниматься пропало. Его всё сильнее и сильнее
клонило ко сну.
Хозяин, заметив осоловелость постояльца, весело подмигнул
Пелагее. Иногда та оставалась ночевать у Турицына и понимала его с
полуслова.
— Ступайте почивать, сударь, — заговорила кухарка. — У вас глаза
слипаются.
— Пожалуй, так и поступлю, — не стал спорить Иван. — Покойной
вам ночи.
Он вошёл в свою комнату, разделся и упал в пропахшую сыростью
постель. Ночью ему снилась полноводная Нева, по которой плыли
корабли. На одном из них капитаном почему-то был его отец. Егорий
Савелич, словно рыба, открывал и закрывал рот, пытаясь что-то
сказать, но Иван, как ни силился, не смог разобрать слов. Ещё
привиделась дочка Ушакова — Екатерина Андреевна. Она улыбалась и
лукаво грозила пальчиком, будто Иван сделал что-то неподобающее, и
это удивляло Елисеева ещё больше (он считал себя неспособным на
неблаговидные поступки, особенно по отношению к молодой прекрасной
барышне).