* * *
Когда тебе было восемь лет...
Марька был почти белый. Он тихонько скулил, зажимая поврежденную
ногу, а из-под маленьких ладошек текли капли крови.
Вы с утра скакали по каменной осыпи, пугали птиц, кидались
камнями, все было так весело, пока Марька не оступился и не
проехался голенью по булыжнику, очень сильно содрав кожу.
Вот дурак.
Теперь все точно узнают, что вы не только уроки прогуляли, но и
пошли играть, куда не надо.
Ох, влетит вам...
— Да ладно, не вой, — мрачно бормочешь ты, — сейчас замотаю.
Носового платка у тебя, конечно же, нет. У твоего приятеля тоже.
Ты перочинным ножиком обрезаешь подол марькиной рубашки (его все
равно будут ругать за игру в камнях, так что семь бед — один
ответ), и начинаешь неумело бинтовать.
Марька очень старается не плакать, но у него не получается —
слишком больно. Слезы текут сами по себе, и Марька утешается тем,
что вырастет и станет рыцарем.
У рыцаря такой доспех, что ему ничего не страшно. Потому,
наверное, рыцари и не плачут никогда. Чего тут плакать, когда ты
весь в железе?
Марька шмыгает носом, вытирает слезы и представляет, что он —
Кшиштоф Великий, раненый в битве за Гронееву Падь.
Становится легче терпеть. Правда, шипя от боли и взвизгивая,
когда твои неумелые руки прикасаются к ободранной ноге особенно
неосторожно.
Но Марька уверен, что шипеть от боли рыцарю можно.
А по тебе снова, как тогда в больнице, разливается восторг.
Поменьше и не так ярко — Марьке просто очень больно и страшно,
умирать он не собирается.
Жаль.
«Стой! — одергиваешь ты себя. — Марька друг, ему не надо
помирать!»
«Жаль...» — шепчет что-то внутри.
— Чего ухмыляешься? — зло спрашивает Марька, когда перевязка
закончена. — Я вырасту — рыцарем буду. Я теперь боль терпеть умею.
У тебя друг ранен, а ты...
— А я другу помогаю, — улыбаешься ты.
Тебе хорошо. Тебе давно не было так хорошо...
Но ты никогда и никому об этом не скажешь.
Ты понимаешь, что есть радости — только для тебя.
Замок князя Гнездовского, окруженный парками, переходящими в
богатейшие охотничьи угодья, стоял в паре километров от города.
Древняя, многократно перестроенная цитадель, родовое гнездо и
сердце княжества. Он был мощным укреплением и одновременно —
прекрасным дворцом.
Земляной вал вокруг замка порос ровной, аккуратно подстриженной
ярко-зеленой травой. Первая линия укреплений, невысокая стена сразу
за рвом, в котором отражалось ослепительно синее гнездовское небо,
казалась милым украшением — но Виктор понимал, какой проблемой она
может стать для осаждающих. Над валом поднималась вторая стена, с
башенками, пушечными амбразурами и узкими бойницами для кулеврин и
пищалей. А уже за ней стоял блистательный княжеский дворец.