Пётр, между тем, дал команду всем
спешиться и повёл троих ранее отобранных стрельцов за собой,
сперва, впрочем, объяснив десятникам их задачу:
— Мы пройдём вдоль леса вон к той
избе, — княжич указал на неказистую халупу. — К ней огородами
примыкает вон тот большой дом местного старосты — в нём, по словам
казаков, и расположился атаман с ближниками. Их я возьму сам, мне
не мешайте. Вы заходите вон в тот дом кузнеца на отшибе и узнаёте,
где те шесть казаков, в каких домах. Идёте туда как можно тише.
Можно татей сразу рубить, но если спят пьяные — то вяжите. Больше,
чем по трое, в дом не лезьте — только мешать друг другу будете.
И ушёл, слегка пригибаясь, вдоль
леса.
Афанасий разбил свой десяток на
тройки, а ещё одного стрельца как раз боярич и увёл. Дом кузнеца
встретил тишиной — собака не брехала, значит, не было. Сам кузнец
был на конюшне, задавал корм пегой кобылке. Увидев стрельцов с
взведёнными арбалетами, перекрестился и выдохнул:
— Ну, сподобил господь, дождались! —
и истово три раза перекрестился.
— Покажешь, в каких избах сейчас
тати? — правильно истолковал этот порыв благочестия Афанасий.
— А то! Уж натерпелись от ворогов —
мочи нет… Все они у бобылихи Марфы гулеванят — перепились, поди, с
полудня хлебным вином наливаются, — опять трижды перекрестился
кузнец.
— Как звать тебя? — прибавив
строгости в голосе, спросил десятский.
— Аким я. Мурзой кличут, говорят — на
татарина похож, — лёгкая улыбка тронула и в самом деле чернявое, с
узковатыми глазами лицо кузнеца.
— Веди давай, Аким, к Марфе-бобылихе
— и, если можно, огородами, чтобы незаметно подойти, — не поддержал
улыбки Афанасий.
— Почему нельзя — можно и огородами.
Пошли, — и первым вышел со двора, ведя стрельцов за собой.
Казаки и на самом деле лыка не вязали
— один попытался было вытащить из-за пояса татарский кинжал, но
словил горлом арбалетный болт и сполз по стене, булькая кровавыми
пузырями. Остальных пятерых оглушили и связали, завопившей было
Марфе, тоже изрядно пьяной, заткнули рот её же подолом. Всё — свою
часть работы они сделали. Как там «княжонок», управился ли со
своей?
Оказалось, что управился не хуже —
хотя атаман с ближниками были пьяны гораздо меньше, чем гости
Марфы. Всех троих взяли живыми — Ивану Соколу, правда, выбили пару
зубов, когда тот принялся вырываться из рук стрельца. На этом,
думал Афанасий, всё и закончится, но не тут-то было. Пожарский дал
приказ всех казаков привязать так, как вешают на дыбу — руки за
спину и задрать повыше, но из суставов не выворачивать, вдруг ещё
пригодятся. Сам же взял того стрельца, с которым атамана вязали, и
пошёл снимать второй секрет, расположенный на дороге, идущей на
восход. Что ж, село они взяли без крови. Своей.