— Пойдём, Иван — поговорить надо, —
пригласил жестом руки княжич казака по направлению к его старому
местожительству.
Когда они уселись на лавки напротив
друг друга, отставной генерал спецназа, проводивший десятки
допросов, решил сыграть для начала в доброго следователя.
— Иван… прости, не знаю, как тебя по
батюшке.
Казак молчал.
— Смотри. У нас с тобой есть всего
два пути. Первый: ты мне рассказываешь обо всех тайниках, где
запрятана казна, я проверяю, и, если всё честно, то отпускаю тебя
одного на все четыре стороны. Второй: ты играешь в молчанку, я
начинаю тебя пытать и со временем узнаю всё то же самоё, что ты бы
мне сказал добровольно — но зачем тебе жизнь без пальцев, глаз и
яиц? Причём начнём именно с того, что сделаем из тебя евнуха. Что
скажешь теперь? Как тебя по отчеству?
— Отца Сидором звали, — пошёл на
сотрудничество атаман.
— Ну, вот и замечательно, Иван
Сидорович. Мне казачки сказали, что в наследство от Заруцкого тебе
достались две лодьи, набитые золотом и серебром. Ещё поведали они
мне, что за последующие три с лишним года вы ограбили кучу деревень
и даже пару городков, несколько монастырей, а уж купцов — так
просто и не сосчитать. Где всё это? — Пётр говорил медленно, и при
этом «вежливо» улыбался.
— Кто ты, отрок? — атаман ожёг его
ненавидящим взглядом.
— Я — Пётр Дмитриевич Пожарский. Об
отце слышал, небось, — княжич продолжался улыбаться.
— Вот как! Отца твоего знал — вместе
даже было дело, ляхов били, — взгляд казака не потеплел.
— Итак, где всё награбленное?
— Если я расскажу, ты меня убьёшь, —
выдал аксиому Иван Сидорович.
— Если всё до последней полушки
выдашь — клянусь господом нашим Иисусом Христом, отпущу и даже не
изувечу, да ещё и руки вылечу, — Пётр истово перекрестился. Генерал
в бога не верил и клятву дал легко.
— Не верю я тебе, княжич. Глаза у
тебя недобрые, — покачал головой атаман.
— Смотри, Иван Сидорович: у меня два
дня до прихода твоего отряда, что сейчас монастырь грабит и Божьих
сестёр сильничает. Все эти два дня я тебя буду пытать — ты не
смотри, что я молод, все, что обещал, я выполню. Начну я тебя
делать евнухом через две минуты — если, конечно, ты не прекратишь
упрямиться, — Пётр встал, открыл дверь на улицу и крикнул стоящим
во дворе стрелецким десятникам: — Принесите ведро воды и нож
поменьше — буду лечить пленника.