Вызвав камердинера, я велел наполнить ванну водой, чтобы
привести себя в относительный порядок перед балом.
Несмотря на так и не прекратившийся снегопад, к девяти вечера ко
дворцу стали подъезжать экипажи разных мастей. Кутаясь в меха,
высокие гости поспешно устремлялись в манившие гостеприимным теплом
и светом залы. Скинув роскошные шубы на руки лакеям, степенные
матроны и юные девушки, отцы семейств и молодые, лихой выправки
офицеры, ведомые разносящимися по дворцу звуками музыки,
шествововали по галереям, оживленно переговариваясь. Я с надеждой
всматривался в толпы гостей, свободно фланирующих по обширной
территории Зимнего, выискивая огненный отблеск волос юной
Нарышкиной. Но меня отвлёк князь Тараканов, подошедший с коротким
поклоном, ведя чуть ли не силком за собой сына.
— Ваше Высочество, рад новой встрече! Изумительный бал, ваши
сестры сияют, словно брильянты чистейшей воды! Не так ли,
Петенька?
И он поощряюще подтолкнул сына поближе ко мне. Тот недовольно
сморщился, но, не смея спорить с отцом, кивнул мне и нехотя
произнес:
— Конечно, папенька, вы, как всегда, совершенно правы...
— Да уж, в блеске моим сестричкам не откажешь, и будьте уверены,
в твёрдости суждений они так же не уступят этим драгоценным
каменьям...
Уклончиво ответил я, подметив, как Тараканов младший едва
заметно усмехнулся уголком рта.
— Ну что, молодежь, не буду надоедать вам своими старческими
сентенциями, знакомьтесь, развлекайтесь... А я, пожалуй, переговорю
с парой-тройкой нужных людей, ибо самые важные вопросы легче всего
решить в неформальной обстановке, нежели в скучных стенах рабочих
кабинетов! Пётр, ты, надеюсь, не забыл нашего разговора...
И Валентин Михайлович вопросительно уставился на сына. Тот
поежился и медленно кивнул.
Тараканов старший мягкой поступью, удивительной для человека
столь солидной комплекции, затанцевал по залу, то и дело
раскланиваясь со знакомыми, обмениваясь любезностями с краснеющими
и жеманно хихикающими барышнями.
Пётр, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, искоса поглядывал
на меня. Я же, особо не стесняясь, в открытую рассматривал парня.
Приземистый, массивный, круглолицый, он казался неуклюжим и
неповоротливым. Но в его движениях чувствовалась сила, твердая
линия подбородка и спокойные серые глаза говорили о крепости духа.
Я чувствовал, что навязанный мне Таракановым и судьбой друг может
стать и настоящим. Решившись прервать затянувшееся молчание, я
начал: