Хрустнула и прорвалась под пальцами перепонка. Лезвие,
подвернувшееся под руку, потерялось, ничего, можно просто придавить
коленом к скользкой, мягкой поверхности под ногами, стиснуть шею…
не пальцами, нет. Обволакивать – со всех сторон. Проникать внутрь –
с каждой попыткой сделать вздох. Убивать волей…
Когти бьющейся в агонии мерзости разодрали
ногу от колена до ступни, ничего, здесь безвременье: рано или
поздно, а прекратит трепыхаться… все,
прекратила. Вожака почему-то не было: точно, я
прикончил тех, что поменьше. Мрак вокруг ликовал, упоенный, не
хотел отпускать – к чему, если вместе нам хорошо?
Уходило ощущение струящейся сквозь вены мощи, смолк крик отца, в
висках отдался то ли звон, то ли шелест, и повеяло холодком…
– Бездарно дерешься.
Тьма не сгущалась, оставалась многоцветной и яркой, и я
отчетливо видел его: он присел на один из валунов. Юноша – нет, еще
мальчик с пронзительным, морозящим взглядом, перед которым
отступила темнота.
– Чего?
– Ты бездарно дерешься.
Голос… свист клинка. Паузы между словами – замахи и выпады.
Мелькнул хвост третьей твари: вожак мчался куда подальше без
оглядки, испуганно подвывая.
Хорошенькое дело. Мало этих зубастых, так тут еще какой-то
приперся. Обзывается.
Упер руки в бока, подошел поближе, рассматривая живую статую на
валуне. Это хорошо, что он сидит: у нас головы как раз на одном
уровне…
– Я, значит, бездарно дерусь?
– Угу.
Мой кулак усвистел вперед еще до того, как он
ответил. Хорошо усвистел, от всего сердца, аж костяшки рассадились
о зубы нежданного гостя. Тот, видно, удара не ожидал и в ответ мне
съездил с большим опозданием, но зато и кулак у него оказался –
будто наковальней по скуле приложил.
С валуна мы скатились уже вдвоем, сцепившись и слившись в единое
целое, звякнуло что-то железное – да что ж, у этого гада плащ
железом, что ли, окован? В ушах зазвенело от еще одного удара, зато
я удачно зарядил противнику коленом в живот, а может, где-то
рядом…
Когда мы расцепились, я пыхтел, он – задыхался. Волосы (какого
цвета – не разберешь, не говорят оттенки) – облепили лицо, только
глаза блестят. Но не как раньше, а удивлением.
– Т-ты ч-чего? Я – Танат-Смерть, сын Эреба и Нюкты…
– А я Аид, – отозвался я, – сын Крона.
И н-на тебе в зубы еще раз – в честь
знакомства.
Во второй раз сцепились ненадолго, не успели упасть с ног, как
снова вскочили. Я стоял, трогая расквашенный нос (когда он мне по
носу-то попал?!), волосы занавешивали глаза, да какая разница, все
равно ж темно…