Пока я не стал отличать и видеть – стены,
стволы, поломанные кресла, искалеченные очаги, оскалы
черепов…
Вот ее я не мог увидеть – а может,
не хотел, даже когда навострился смотреть по-новому. А она уверяла,
что не может увидеть меня – Аид-невидимка!
Интересно, чего это она со мной разговаривает?
– А тебе кроме меня и слушать-то некого, – и этот ее
смешок, похожий на зарницу. Или не на зарницу, а мне просто
сравнивать не с чем. – Пока что.
– Пока – что?
– Пока что, – посмаковала каждый звук, раскатила
языком.
А сама мне еще говорила – попроси, мол, меня. Какой захочешь –
такой стану. Интересно, если ее попросить не быть такой вредной –
согласится?
– Что – старый гад еще кого-то проглотит?
Молчит, вредная. Наверное, к себе отправилась, на небеса. Ось
мира вращать.
Вечно она так – бросит слово или два, а они потом в темноте
вокруг летают, щекочут виски, тревожат. Вот и сейчас – сквозь тьму
проступают ворохи тканей, оттенки, узоры… А вокруг – отзвуки.
Тревожные. Нехорошие.
«Пока что».
В темноте и безвременье иногда были звуки.
Шелест крыльев – побольше и поменьше, – и чье-то невнятное
рычание, и хныканье, а как-то раз послышалось что-то похожее на
песенку. Знать бы, кто ходит по этим темницам, кроме меня и
Ананки.
Время – ненасытная и неразборчивая тварь.
* * *
Вихрь налетел неожиданно – со спины. Ударил
шершаво и кожисто, не дав упасть до конца, надавил на грудь
когтистой лапой, дыхнул жаром и гнилостью из разверстой пасти – и
тьма была на его стороне, мельтешила в глазах, не давала
рассмотреть противника…
– Последыш… – гнусно прошипело в лицо. – Узнаешь…
Узнавать не хотелось. Вскинулся, толкнул
ногами наобум, крутнулся, плечо оцарапал о треклятый валун,
вскочил, стиснув кулаки, впился глазами во тьму – где они там,
оттенки?
Сгущаются оттенки. Рисуют угольно-серым силуэт высотой мне по
грудь. Чешуя. Крылья. Огонечки глаз поблескивают – золотисто-желтые
звезды. Пасть – черно-красная – не закрывается, где ж тут
закрыться, когда столько зубов.
Лапы – мощные, трехпалые, с кривыми когтями. Черно-серебристая
шерсть ощетинилась вдоль холки, на границе с чешуей.
Шипастый хвост.
Перетекают с места на место оттенки, во тьме
стараются потеряться… И я перетекаю, сжав кулаки; движемся, словно
в танце, описывая полукруг.
Откуда здесь? Или тьма отцовской утробы таит больше секретов,
чем кажется?