Так оно и произошло: инспектор удалялся от кафе по дорожке и
вдруг беззвучно исчез. Я расплатился, оставив, как и
хронобезопасник, пять франков и пошел на набережную, искать шлюпку
на броненосец.
Уже начинало темнеть, солнце зашло и стало прохладно, меня
колотила дрожь то ли нервная, то ли от холода. Скорее всего,
разнервничался, не каждый день к тебе приходит инспектор
хронобезопасности. Кто он: друг или враг? Насколько я понял у него
задание – не допустить усиления Японии и ее технологического
прорыва. В этом я солидарен с господином инспектором. А что он
хотел от меня взамен: чтобы я не мешал ему и не
изобретательствовал. Но рассказать Макарову и Сандро о методах
противовоздушной обороны и борьбе с подводными лодками я смогу. Что
же еще надо?
Прибыв на броненосец, попросил вестового принести чаю покрепче и
сушек-баранок, что есть в буфете. Не давало покоя услышанное
сегодня: надо же, путешествия во времени, причем не случайные, как
у меня, а «по заказу»; хронобезопасность, «червоточины» в
скомканной бумаге. Хотя, на первый взгляд, модель логичная и
непротиворечивая, пусть даже инспектор представил ее в очень
упрощенном виде, чтобы профан понял главное. Ну и что, листы
гофрированной бумаги, смятые в клубок. Действительно, прокалывая
их, можно оказаться в совершенно разных местах, далеко отстоящих
друг от друга, по сравнению с тем, как если бы это был обычный
ровный плоский лист. Обычно на иллюстрациях, где показывают будущие
космические путешествия, лист складывают пополам и прокалывают –
вот он кратчайший путь по сравнению с линией, соединяющей эти точки
и идущей по плоскости листа, а поскольку еще Эйнштейн показал, что
пространство и время взаимосвязаны, тот же механизм может лежать и
в основе путешествий во времени, все логично. Другое дело, сколько
энергии потребует подобное перемещение, а не видел ни кокона поля,
ни искр, ни вспышки; вот шел инспектор по дорожке - и нет его,
самое удивительное, так это простота перемещения, никакой тебе
машины времени, сложной техники, ничего нет.
27 февраля 1899 г. Сегодня эскадра снялась с якоря и двумя
кильватерными колоннами двинулась через Индийский океан, курсом на
Суматру. Уголь, вода и продовольствие загружены, всем немного
грустно покидать гостеприимный берег Мадагаскара. Несмотря на
строгий запрет, молодые офицеры накупили себе живых игрушек:
лемуров, хамелеонов и прочей живности, говорят, на каком-то
броненосце везут в ванне маленького крокодила. Перед отходом с
подачи Сандро переговорил с адмиралом Макаровым об угрозе
воздушного и подводного нападения. К сожалению «борода» меня не
понял и не отдал приказа изготовить мелкокалиберные орудия и
пулеметы к стрельбе хотя бы под углом шестьдесят градусов. Вообще,
я немного разочаровался во флотоводческих талантах Макарова[6]: в
маневрировании основное отдавалось способности выдерживать свое
место в кильватерной колонне, поворотам эскадры последовательно, я
не видел, чтобы хоть раз эскадра попыталась сделать поворот «все
вдруг»[7]. Несколько раз корабли пытались выполнить перестроение в
строй пеленга[8] из колонны по 6-7 кораблей и каждый раз кто-то
сбивался. То есть, качество маневрирования, как и в моем времени,
когда эскадру к Цусиме вел Рожественский, примерно одно и то же.
Несколько лучше обстояло дело со стрельбой, Сандро не врал, когда
говорил, что его комендоры попадают в стандартный щит на 40
кабельтовых вместо зачетных 25, но многие броненосцы мазали и на
зачетной дистанции в двадцать пять. Самодвижущимися минами, то есть
торпедами, стреляли по одному-два раза на миноносец, мотивируя тем,
что «мины дорогие», половина торпед не попала или утонула.