«Эх, если бы не форс-мажор с русскими…»
Мысленно чертыхнувшись, Джон выключил сеть и поднёс сканер к
запястью «живучего».
Рука кочевника дёрнулась. В боксе запахло палёным.
Доктор внимательно осмотрел поставленное «тавро», сравнил с
данными на экране и удовлетворенно кивнул.
«RF-031544». Research Form. Объект для исследований. Партия – 3,
серия – 15, личный номер – 44. Глубина отторжения – 92. Расчетная
стоимость – 86 000 кредов.
Идентификационную метку не могла смыть никакая регенерация. Даже
если бы «пациент» потерял руку, «тавро» проявилось бы в другом
месте, ведь его копия хранилась прямо в геноме…
«Двенадцать тысяч девятьсот, – быстро подсчитал свою долю
Харрис. – А Интерпол идёт к чёрту. Птица в руках важнее, чем десять
в небе…»
* * *
Номер сорок четвертый проснулся от боли в шее. Не то чтобы она
была невыносимой – скорее, доставляющей дискомфорт, словно что-то
давило на позвонки.
Человек приподнял голову.
Давление прекратилось, болеть стало меньше.
Рука потянулась к горлу, пальцы коснулись металла.
«Что за фигня?»
Сорок четвертый сел, свесил ноги с пластиковой лежанки и с
недоумением огляделся.
Узкая, напоминающая пенал комната, жесткий топчан с
прикрученными к полу ножками, откидной стол, глухая стальная дверь,
сливное отверстие, кран-душ, серые стены, пол, потолок, лампа в
противоударном плафоне…
«Где я?»
«Малый Войсковой Транспорт, тип Юнити», – неожиданно
промелькнуло в мозгу.
Человек замер. Казалось, что мысль была не его.
«А чья?»
Подсознание не отвечало.
«Кто я?»
И вновь без ответа.
Требовалось за что-нибудь «зацепиться», за что-то знакомое,
чтобы по ассоциациям попробовать размотать всю «цепочку».
Пальцы опять легли на охватывающее шею кольцо.
«АПБ. Адаптивный Пенитенциарный Браслет. Спецсредство.
Используется для управления и контроля», – услужливо подсказал
внутренний голос. И в то же мгновение сорок четвертого буквально
скрутило болью. Внешний мир просто исчез. Вместо него мелькали
какие-то спрессованные в один миг кадры-картинки, ввинчивающиеся в
мозг раскаленным сверлом, бьющие по глазам ярчайшими молниями,
вспарывающие череп, словно консервную банку, а затем вычищающие её
до самого донышка…
Сколько времени длилась пытка, сорок четвертый не знал. Он
очнулся на холодном полу, мокрый от пота, дрожащий, скрюченный, с
поджатыми к подбородку коленями. Теперь ему было понятно, что это
за «браслет», как его применяют и на кого надевают, но облегчения
это знание не принесло. Он – узник, и он в тюрьме, а комната –
просто камера. Когда-то отсек, бокс, каюта военного корабля, нынче
используемого как транспорт для перевозки смертников.
Действительно, смертников – ведь только их одевают в ярко-оранжевые
комбинезоны и неудобные пластиковые сандалии. Но, как бы то ни
было, смертник или не смертник, сорок четвертому жутко хотелось
есть.