Не успели мы до дома доехать, как
стрельцы нас в оборот взяли - дескать, мы на государева гонца
напали. Посадили нас в холодную избу. Приходил от воеводы важный
дьяк, долго кричал и грозился. А мы только молчим. Ведь все наврал
тот посланник. А вера ему, а не нам. Вечером зашел наш сотник, сын
боярский Никодим Нилыч. Знаю, говорит, ребятки, что вины вашей тут
нету, только шум большой идет. Собирайтесь-ка вы в город Енисейск.
Бумаги я на вас выправил. Поживите там. Голому собраться - только
подпоясаться.
Долго ли, нет ли, а прибыли мы в
город Енисейск. Тоже большой город, торговля там великая. Но и там
задержаться не вышло. Что тут сделаешь? Чужие мы, защиты ни в ком
не имеем. Отправили нас с другими казаками в Илимский острог на
волоке. В тот поход шли тяжело. Енисей-река на пороги богата, на
стремнины. То смотри, чтобы в воду со струга не свалиться, то тащи
на себе лодку по земле мимо порога. Хорошо, что с казаками еще
местных людишек отправили - инородцев, что государю присягнули.
Почти два месяца шли. Три раза пришлось каких-то татей из пищали
пугануть, а раз настоящая сеча вышла. Но, слава Богу, добрались мы
до суши. Решили остаток пути доехать. Ехать-то от Тунгуски до Илима
было всего ничего. И опять не ладно.
Дорогой усмотрел мой дружок
в зарослях хозяина, пошел к нему. Тот во весь рост встал - и на
него. Онушка оружье свое поднял - думали, сейчас он его и приложит,
будет медвежатина на ужин. А ружье-то возьми и не выстрели!
Сломалось. Тот видит, что от хозяина уже не убежать, а наши на
помощь не успевают, схватил нож и сам кинулся. Прирезал медведя.
Только уж очень его хозяин помял. Как подбежали, уже чуть дышал,
потом и вовсе в беспамятство впал. Прасковья, жена нашего
десятника, его каким-то маслом смазала, наговор какой-то
проговорила. Только лучше не стало: лежит Онуфрий, глаза открыты, а
сам ничего не видит. Мечется. Потом и вовсе как бревно какое упал.
Я все время рядом на телеге ехал. Думал, может пить попросит или
что. Только он лежал и все. Потом вроде в чувство пришел, только
оно так показалось. Слова стал кричать чужие, срамные, будто бес в
него вселился. Я как мог его успокаивал. Говорю: это, дружок твой,
Макар! А он ничего не слышит, что-то пустое шепчет. «Где мы?»
—спрашивает. Все, думаю, отходит. Теряю я верного дружка…