Поблагодарил... Что ж, на княжий
двор, так на княжий двор...
*****
Не легка была дорога – и не потому,
что пришлось идти в гору… Ноги то слушались, то немели – так и
норовили повернуть вспять.
А в голове назойливо вертелось: «Ты
ведь ныне в изгоях…»
В памяти вспыли строки:
«Изгои трои: попов сын, грамоте не
умеет, холоп, из холопства выкупится, купец
одолжает…»13.
А что,
изгойство в моем положении, пожалуй, не плохая «стартовая
площадка»; изгой, судя по отрывочным сведениям – выпавший из своего
круга человек, находящийся под определенным покровительством. Да, и
вполне соответствует легенде об ограбленном болгарском
купце...
По обеим сторонам улицы узорчатые,
расписные обнесенные частоколом терема-хоромы, малые, но все же
затейливые избушки, хозяйственные строения, столбы с вырубленными
на одном дыхании художественного порыва суровыми ликами пращуров –
защитников от злых чар.
От широкой, видимо, торной улицы
разбегались, петляя в зелени дубрав, малые улочки и проулки,
мощенные деревянными колодами, бревном; кое-где – камнем.
Решил остановиться: оглядеться,
заодно, съедаемый любопытством, взглянуть, что же так бодряще
позвякивает в кошельке. Благо вокруг ни души – верно, праздность у
здешнего люда не в чести.
Долго распутывал замысловато
завязанные тесьмы. Ух, ты! Десять серебряных монет! Арабские
дирхемы или драхмы – не хухры-мухры! Международная валюта! Да, на
первых порах можно не думать о хлебе насущном.
А там? «Христорадничание» здесь явно
не в чести. Да и не пристало ученому мужу побираться...
А, значит, вперед!
Княжий двор был приметен шагов за
сто. Не малой высоты забор, скорее, крепостные стены. За ними –
воплощение замысла искусных зодчих – устремленный ввысь
островерхими готическими крышами замок-терем из тесанного, резного
бруса.
В общем, властительный чертог
представлял собой истинный архитектурно-художественный шедевр; и
вычурной красой, и размерами весь ансамбль на фоне окружавших его
домов и домишек смотрелся, словно роскошная каравелла средь
невзрачных барок и шаланд.
Окованные ворота распахнуты настежь.
На посту два грозного вида дружинника, при полной боевой амуниции.
Пристальный изучающий взгляд вынудил чуть замедлить шаг…
-Муж аль холоп? – вопрос одного из
стражей отнюдь не поверг в замешательство.
-Сам-то не зришь, – произнес с
достоинством, чуть задиристо, мало-помалу вживаясь в роль. Великий
Станиславский наверняка б порадовался, хотя подобное действо не мог
представить и в самых смелых мечтах...