Доев бутерброд, Остап вспомнил, что Полыхаев давным-давно
поручал ему проверить одну подчиненную «Геркулесу» и находящуюся на
другом конце города контору. Возможно, что директор давным-давно
уже забыл об этом поручении, но повод уйти с работы был найден. В
приемной Остап грациозно поклонился секретарше Полыхаева Серне
Михайловне и обворожительно ей улыбнулся. В результате чего получил
разрешение уйти с работы до самого вечера. Правда, Серна Михайловна
как-то очень тяжело вздохнула, когда Остап закрывал дверь в
приемную и незаметно его перекрестила.
Выйдя на улицу из здания бывшей гостиницы «Каир» Остап огляделся
по сторонам и ничего необычного не заметил. Разве что ларек с
мороженым стоял не на своем месте, но возможно его просто
передвинула продавщица, прячась от палящего июльского солнца. Гулко
каркали вороны, в уличной будке мирно спал милиционер, стайки детей
перебегали дорогу устремляясь к морю. К морю отправился и Остап, на
ходу придумывая план дальнейших действий. И тут его за рукав кто-то
дернул.
«Вот оно. Началось», - подумал Бендер медленно поворачиваясь к
остановившему его мужчине в полосатых шортах и белой футболке. Но
тот внезапно широко улыбнулся и закричал на всю улицу:
- Остап Ибрагимович, как я рад вас видеть!
- Балаганов? – только и смог сказать Остап, унимая начавшуюся
было дрожь. – Шура! Родной ты мой брат по линии лейтенанта
Шмидта!
Потом минут пять они хлопали друг друга по бокам и кричали:
- А ты помнишь?
- Нет, а ты помнишь!
Тут прохожие начали обращать на них внимание и Остап, обняв Шуру
за плечи и забыв про все свои неприятности, повел его в пивной бар
«Золотой якорь» в котором геркулесовцы любили коротать вечера после
напряженного рабочего дня. Отстояв большую очередь и показав
корочку члена профсоюза, Остап купил две кружки пива, и они уселись
с Балагановым за шатающийся из-за отсутствия одной ножки
столик.
- Ну, Шура, рассказывайте. Где были, что видели. Все-таки десять
лет прошло с тех пор, как вас тогда арестовали в трамвае.
- Да я все по-прежнему. Правда, сыном лейтенанта Шмидта уже не
работаю. Пару раз сидел в ДОПРе. Хотели даже на Беломорканал
отправить, но как-то отвертелся. Работы только совсем не стало.
Нас, свободных художников этого мира зажали так, что и не пикнуть.
Как жить дальше – ума не приложу.