– Наша тетушка – она такая, – кивнула
Полина без тени улыбки на лице.
* **
В половине одиннадцатого мы с
напарницей уже сидели в санях нанятого Степаном извозчика-«ваньки»
– недорогого, но таки сподобившегося постелить пассажирам теплый
тулуп. Ехать до Черной речки было недолго, однако выдвинулись мы
заранее – нужно было еще забросить Полину на позицию для стрельбы –
в полуразрушенный сарайчик рядом с выбранной мной площадкой. Ну и
правильно сделали, что поспешили – уже метров через двести дорога
оказалась перегорожена: на набережной возводили на потеху публике
не то снежную крепость, не то ледяной дворец – пришлось свернуть и
двигаться в объезд.
– Не серчайте, барин, – оправдывался
«ванька», правя в боковую улочку. – По Екатерининской канаве
проскочим – и дале с ветерком помчим!
– И здесь пробки да перекрытия… –
недовольно пробормотала себе под нос моя спутница.
Означенная Екатерининская канава –
бывшая речка Кривуша, будущий канал Грибоедова – смотрелась пусто и
не слишком презентабельно. Дома тут стояли попроще, набережная
выглядела слегка запущенной, да и снег на мостовой, похоже, не
разгребали с осени. Красавца храма Спаса на Крови, разумеется, еще
не существовало даже в проекте – убиенный здесь в 1881 году
Император Александр II ныне, в 1837-м, был всего лишь Цесаревичем,
возрастом – приблизительно нашим с Полиной ровесником.
– Нужно еще продумать, как объяснить
отсутствие Ковальского Данзасу и д’Антесу, – вполголоса заметила
моя напарница, поудобнее переставляя в ногах громоздкий серый кофр
с карабином и боеприпасами.
– Прям вот нужно? – скривился я. –
Ну, не пришел – и не пришел. Не я же его себе выбирал. Обойдусь без
секунданта. Д’Антес против не будет – в конце концов, косвенно это
его вина.
– Данзас будет.
– Ну, он один, да еще и француз, –
усмехнулся я.
– Д’Антес тоже француз – при чем тут
это?
– Знаю – это я из какого-то фильма
процитировал. Не суть. Дуэль уже не отменить. Пушкин рвется
стреляться, я тоже – кто нас остановит?
– А если Пушкин за ночь остыл и
передумает?
– Оскорблю его снова и попрошу
д’Антеса мне секундировать. Не думаю, что он откажет.
– Я тоже не думаю, но… Ой, что это? –
вздрогнула вдруг она.
Что именно «это», я понял сразу –
вероятно, почувствовали мы одно и то же. Сердце мое внезапно
сжалось едва ли не в точечку, под ложечкой защекотало, ноги словно
окунули в ледяную прорубь, а плечи и голову – в натопленную сауну.
Ощущение было мне знакомо – точно такое же я испытал ровно месяц
назад, покидая 1812 год. Вот только сейчас никакого переноса не
наблюдалось – как мы катили в санях в 1837-м, так и продолжали
катить.