Повернулся я, моп твою ять!
— асфальт с главной дороги будто грейдер ножом смахнул!
На ней ни единой машины, только цыган на бричке
лошадку свою нахлестывает. Поравнялся со мной, черным взглядом
в душу заглядывает. Цыгане — они ж, говорят,
с чертом запанибрата. Прознал наверно падлюка, что перед ним
натуральный покойник, или как его? — приведение. Ан, нет!
— поравнялся и говорит:
— Эк тебя, пацан, угораздило!
Ты бы голову запрокинул, да пару минут так постоял.
Сопли б и успокоились. — И дальше — цок,
цок!
Ну, что ж, — думаю, — дельный
совет. Я его и сам знал, да с детства забыл.
Лет сорок в сопатку не получал.
Перешел через улицу, прислонился к тополю
у обочины, в небо смотрю. Там синь без единой слезинки
насквозь просматривается. Кобчик на горизонте сужает круги.
Пыль, как табачный дым, языками стелется над листвой. Кажется,
прищурю глаза — каждую молекулу воздуха рассмотрю. Хорошо!
Только домой надо, а то не успею. Как у них
там? — прямой массаж — и будьте любезны
на зассанную кровать!
Иду я и удивляюсь. Насколько
все же духовный мир точней материального! Я уже
и помнить забыл, какие деревья росли у забора
«Заготконторы», а память услужливо все преподносит,
в мельчайших подробностях. И тополек белолистый,
и вербу кривую, и клен недоросток, родившийся сам
по себе, там, где ларечек пивной когда-то стоял. Вытряхивал
кто-то из мужиков мелочь из кармана фуфайки,
да обронил кленовое зернышко.
Ноги-то, ноги как радуются! Надоело им,
бедным, шлифовать поверхность земли — так и норовят
разбежаться, подпрыгнуть, чтобы нижнюю ветку руками достать. Только
я воли им не даю. Поспешаю, но марку держу:
негоже солидному человеку изображать из себя кенгуру. Здесь
каждый шаг, как зарубка на сердце.
Вот у этих деревянных ворот, откуда
выходит одиночная железнодорожная колея, мы с дедом,
всегда покупали две новогодние елки. Были они настолько худыми
и жидкими с одной стороны, что приходилось покупать
именно две. Дома их связывали стволами, и получалось
нечто приемлемое, за игрушками дефект не видать.
А их в нашем доме было! — большой зеленый
сундук. Дед доставал его с чердака, и начиналось
творчество.
Нет уже той колеи — на металлолом
разобрали. И деревьев тех тоже нет — сейчас на том
месте ряды коммерческих магазинов. Вместо складов
«Заготконторы» — четыре оптовых базы одного
и того же хозяина. Единственное, что было здесь
до меня и останется после — это огромная лужа.
Сколько разных организаций пытались ее засыпать! Сколько
вбухали денег в щебенку и гравий! А она все стоит
в прежних границах. Зимой радует пацанов, а летом
лягушек. Разгонишься, было дело, когда на ней лед
встанет — и прешь без всяких коньков на подошвах
своих керзачей!