Все захихикали.
Я сдержал этот натиск, упершись ногой
в соседнюю парту. Вот это трактор! Валька сейчас на целую голову
выше меня, и крупнее по габаритам.
— Че приперся? — сказал я, глядя в
раскосые зеленые очи, — нравишься ты мне, потому и приперся! Рядом
с тобой и сидеть приятно! Симпотная, умная и простая. И на артистку
похожа, нечета задаваке Печорихе!
В классе повисла мертвая тишина.
Филониха отшатнулась. Ее изумленное личико постепенно вскрывалось
красными пятнами. Как будто бы я не говорил, а с размаху бил ее по
щекам. На слове «артистка» она вздернула брови и упала лицом в
ладони.
— Обидели деточку, — пропищал мой
крестный отец.
Я хотел погрозить ему кулаком, но не
успел.
— Так!!! — прогремело из поднебесья.
Черной грозовой тучей над столом возвышался Илья Григорьевич.
Захлопали крышки парт. Их обитатели
стремглав вознеслись ввысь. Поднялся и я. Сидела только Валюха, она
продолжала плакать.
— Кто?!
Директор оценил обстановку, в три
шага оседлал истину. Сразу несколько классных сексотов вломили меня
с потрохами. А Катька Тарасова изложила подробности в цвете: Ах,
Денисов сказал, что ему Филонова нравится! Ах, он хочет сидеть с
ней за одной партой! Ах, он вообще-то на другом месте сидел! Ах,
плачет она потому, что Денисов сказал, что она на артистку
похожа!
— Встань! — сказал мне Илья
Григорьевич. — У тебя что, другого времени не було говорить такие
слова? Ну и что, что она на артистку похожа? У нас половина девчат
на артисток похожи! Потому, что артист, это не только внешность, а
еще и знание жизни плюс трудолюбие. В общем, как бы там ни було, ты
должен сейчас извиниться и перед Валей Филоновой, и перед всем
классом. Потому, что сейчас, вместо того, чтобы ставить годовые
оценки, я вынужден проводить воспитательную работу.
Да и хрен с ним! От меня не
убудет.
— Простите, — с трудом выдавил я, —
ребята, девчата, Илья Григорьевич… ты, Валюха, прости. — И добавил
окрепшим голосом, — только я все равно здесь буду сидеть!
— Садись!
Директор повеселел. Проблемные дети
были все у него под контролем. Это я знал по педагогическому опыту
мамы. Он, наверно, и сам не раз порывался поговорить с Филоновой,
но не нашел конца, с которого можно к ней подступиться. Ведь
главный принцип учителя и врача — не навреди. А я за него вскрыл
этот нарыв.