И в ту же секунду Роман словно сошёл
с ума. Он слышал, что говорил ему Руднев, и видел перед собой его
злые, холодные глаза. Его змеиный взгляд околдовывал и подчинял. Он
заставил Романа увидеть бесконечные коридоры и сотни массивных
дверей, с которых он срывал потемневшие от времени засовы.
С каждым ударом у Романа темнело в
глазах, прерывалось дыхание и… становилось легче. Он просыпался. С
удивлением разглядывал свои светящиеся руки, шевелил пальцами,
расправлял плечи, ощущал свою силу. Хотелось пустить её в ход. Ни с
чем ни сравнимая ясность заполнила собой его сознание.
Неожиданно перед ним вновь
нарисовался Радзинский. Он спокойно подошёл, уверенно расправил
ладонь и стал легонько поглаживать Романа по голове, на самом деле
даже не прикасаясь к нему. Навалилась сонливость. Ощущение было
такое, словно в черепе была огромная дырка и теперь она постепенно
затягивается. Роман закрыл глаза. Мерцающий туман окутал его тёплым
приятно покалывающим одеялом. Он чувствовал, что становится всё
меньше, меньше – щелчок – и он снова в уютной темноте погружается в
привычный сон. Боль утихает, сознание гаснет, воспоминания
улетучиваются. Какое блаженство…
***
Руднев пришёл во сне. Склонился над
Романом, пристально разглядывая его в темноте. Криво и зло
усмехнулся, и легко провёл рукой по романовым волосам – к
ладони Андрея Константиновича прилипли разноцветные нити, которые
он стряхнул брезгливо и покачал головой.
– Пойдём, – велел он Роману. И тот
привычно послушался: встал и отправился вслед за боссом.
На пороге незнакомой комнаты он
остановился. Тяжёлая массивная мебель и тёмные бархатные портьеры,
освещаемые лишь красноватыми отблесками огня в камине, выглядели
внушительно и мрачно. На низком столике посреди комнаты лежали
аккуратно, как в музейной витрине, размещённые предметы.
Взгляд Романа сразу приклеился к
металлическому диску, лежащему в центре – новому диску. Сердце
тотчас забилось где-то в горле, дыхание перехватило. Не стесняясь
постороннего присутствия, Роман бухнулся перед диском на колени и,
едва дыша, склонился над ним, бормоча что-то нечленораздельное.
Кусая губы, он разговаривал сам с собой, и в голосе его слышалось
удивление и сомнение. «Не может быть… Похоже… Да как же это..».
Запустив пальцы в волосы, он застыл, словно змей перед факиром.
Рука вдруг сама потянулась к лежавшему рядом кинжалу. Поддавшись
внезапному порыву, Роман полоснул лезвием по раскрытой ладони и,
слегка морщась от боли, провёл рукой по поверхности диска.
Окрасившись красным, диск зловеще вспыхнул и замерцал багровым
светом.