– Эм-м… Коль, я знал, что доеду.
Поверь мне. И я не мог ждать. Так что…
– Ну да. Конечно. Опять ты кругом
прав, а я – только зря истерики устраиваю! – обиженно отвернулся
Николай Николаевич.
– Я этого не говорил! – поспешно
открестился Радзинский, придвигаясь к другу поближе. – Наоборот,
мне очень приятно, что ты за меня так переживаешь. – Он бережно
взял хрупкую аверинскую руку и нежно её погладил. – Ты вообще
единственный человек на всём белом свете, который обо мне
беспокоится. Все остальные считают, что я такой крутой – чего
волноваться за супермена? – хмыкнул он.
– Пирог очень вкусный. Только пудры
столько не надо, – печально ответил на это Аверин.
Радзинский с облегчением
расхохотался. Он закрыл ноутбук и отодвинул его подальше.
– Понял. – Он энергично принялся
накрывать на стол. – Коль, мне, правда, очень стыдно, – лукаво
поглядывая на друга, оживлённо говорил он. – Прям сквозь землю
хочется провалиться – честное слово! Я тут подумал: заездили мы
тебя. Может нам махнуть куда-нибудь на недельку-другую? Отдохнуть.
Туда, где море… В Грецию, например?
– Я же просил – меньше пудры, – сухо
ответил Николай Николаевич. – Мои мозги – не пирог. Я прекрасно
знаю, что Костас звонил тебе позавчера и в панике умолял тебя
приехать. Наверняка курьер уже билеты доставил.
– Коленька! Ну, какая же ты лапочка,
когда дуешься! – умилился Радзинский и со смехом потрепал Николая
Николаевича за щёку. – Ну, просто прелесть! – он стиснул друга в
объятиях и взъерошил своей огромной лапой седые аверинские
волосы.
– Хватит меня тискать, – яростно
прошипел Аверин, выворачиваясь. – Я от этого добрее не стану! – И,
вопреки собственным словам, добрея прямо на глазах, снисходительно
добавил, – С тебя десять плиток шоколада.
– Колюнечка, ну куда тебе столько? –
радостно ужаснулся Радзинский. – Ведь это же… вредно…
– Не вреднее, чем безответственное
поведение за рулём, – сурово припечатал Николай Николаевич. – Когда
самолёт?
Бергер был ужасно задумчив и
непривычно неразговорчив. Прислонившись плечом к холодильнику, он с
абсолютно отсутствующим видом пронзал пространство над головой
Романа холодным светом своих синих глаз. На столе перед ним
совершенно нетронутой остывала чашка крепкого чая. Это был первый
день пребывания Кирилла дома после больничного заключения. Но, ни
этот факт, ни апатичное настроение приятеля нисколько Романа не
смущали. Он молча пил чай и беззастенчиво разглядывал слегка
похудевшего и побледневшего в больничных застенках товарища.