– Никуся, – покровительственно
приобняв спинку аверинского стула, проворковал Радзинский. Он
попытался придать своему голосу самое покаянное звучание, на
которое только был способен. – Никусечка, я безмозглый пижон – я
признаю. Я злой Карабас, коварный манипулятор. Но я готов
пообещать, что больше я так не буду. Только не сердись, дорогой… –
Он подпустил ещё больше шёлку и сладости в свою напевную речь.
– Ты это уже обещал, – сухо прервал
его Аверин.
– Никуся, я вчера…
– Я видел уже ночью что, где и с кем
ты вчера… – злым голосом перебил Николай Николаевич. Он рывком
развернул к себе ноутбук и мрачно поглядел на экран. Внезапно
заинтересовавшись, он прокрутил документ к началу и принялся
читать, с каждой строчкой увлекаясь всё больше. Радзинский,
ухмыляясь, незаметно подсунул ему чашку чая и кусок пирога, от души
посыпанный сахарной пудрой. Машинально расправившись с пирогом,
Аверин лизнул сладкие пальцы и сразу с досадой вспомнил о хороших
манерах. Он хмуро взглянул на Радзинского и тот заботливо подал ему
салфетку.
– Это …здорово, – слегка севшим
голосом признался через некоторое время Аверин. – Сразу видно, что
тебя посетило вдохновение. – Он рассеянно заглянул в опустевшую
чашку и смущённо пролепетал «не надо», когда Радзинский бросился
наливать ему ещё чаю.
– Значит, ты одобряешь?.. –
осторожно поинтересовался Викентий Сигизмундович.
Николай Николаевич вздохнул и
надолго припал к чашке.
– Ты придумал всё идеально. Аж дух
захватывает. Вики, я очень расстроюсь, если хоть что-то из твоих
установок не сбудется.
– Может, я в таком случае попадаю
под амнистию? – лукаво намекнул Радзинский.
– Кто я такой, чтобы прощать или не
прощать тебя? – вздохнул Аверин. – Я могу только надеяться, что с
тебя за это не спросят. И что обо мне ты будешь вспоминать не
только после, но и до того, как наступит очередной «крайний
случай». И не надо оправдываться. Я прекрасно знаю, что ты скажешь.
Что Панарин слишком силён, чтобы воздействовать на него другим
способом, что князевское дело слишком значительно, чтобы пускать
всё на самотёк, что Руднев чересчур опасен, чтобы оставить его без
присмотра… Но объясни мне, зачем после этого ты сел за руль?!! Да
ещё имел наглость позвонить мне и ничего не сказать! Что – трудно
было попросить приехать за тобой?!!