– Спасибо, – деловито бросил он
после минутного молчания.
– Всегда, пожалуйста, – кряхтя,
сладко потянулся уже изрядно захмелевший Панарин. Он приподнялся,
опираясь на локоть. – А за что тогда по морде дал? – С журнального
столика доктор стащил свой бокал и снова щедро наполнил его
коньяком.
– Захотелось, – коротко ответил
Руднев. – Очень. – И после паузы добавил, – За все эти годы –
отметелить тебя по полной программе…
Панарин, услышав это, сразу
затосковал по-чёрному. Глотнув коньяку, он расстегнул ещё пару
пуговиц на груди и спросил дрогнувшим голосом:
– Рудь, ты ведь не будешь больше
брать эти заказы?
– А что я буду делать? – не
отрываясь от своей работы, с интересом осведомился Андрей
Константинович.
– Что-нибудь без криминала. И без
крови…
– Для этого я слишком кровожаден. И
слишком ненавижу людей, – заверил его Руднев.
Женечка закручинился пуще прежнего и
одним махом осушил свой бокал до дна.
– Ты бы хоть закусывал, – покосился
на него Руднев. – И вообще: кто-то обещал не напиваться…
Панарин сморщился от коньячной
горечи и помотал головой.
– Руди, что мне сделать, чтобы ты
меня услышал? – с тоской вопросил он. – С крыши спрыгнуть?
– Только попробуй. Я тебя за одну
только фантазию в Кащенко закрою. Будешь там, как растение – на
транквилизаторах…
– Злой ты, Руднев, – Женечка с
тоской скользнул по стенам уже затуманившимся от алкоголя
взглядом.
– Я не злой. Я заботливый, –
поправил его Андрей Константинович. Он, вздыхая, отложил таблицы и
подошёл к Панарину. Присев перед ним на корточки, он окинул пьяного
в дым доктора скептическим взглядом и ласково принялся его
уговаривать, – Давай я тебя, Евгений Алексеич, в постельку отведу.
Ванну уже и не предлагаю, – хмыкнул он. – Ты ж там утонешь или шею
себе свернёшь, алкоголик ты чёртов… – Он положил женечкину руку
себе на плечо, обхватил его за талию и заставил подняться.
Панарин упирался, хватая Руднева за
галстук:
– Нет, Руди, ты не понимаешь, –
горячо шептал он, приблизившись к другу настолько, что практически
касался губами его щеки. – Я видел… Ты не можешь так поступить… Мне
уже сейчас страшно…
– Что ты видел? От чего тебе
страшно? – терпеливо спрашивал Андрей Константинович,
снисходительно глядя в лихорадочно блестевшие тёмные женечкины
глаза. Но добиться от хмельного эскулапа внятного ответа было уже
невозможно. Тот только облизывал губы и сонно вздыхал, обдавая
товарища коньячным духом. – Ну, ничего, – зловеще шептал Руднев,
волоча Панарина в спальню. – Ты ж мне завтра всё-о-о выложишь,
конспиратор хренов. Я ж из тебя все твои тайны вытрясу, чучело ты
бестолковое.