– Мы нашли Вас через коллег
Комаровского, – поспешно заговорил Аверин извиняющимся тоном. – Вы
ведь были его лучшим учеником? – Николай Николаевич подошёл поближе
и встал у Радзинского за спиной, лёгким движением стряхивая с
мягкого вельветового пиджака деда несуществующую пылинку.
– Вовсе нет. Просто мы с ним сумели
стать друзьями. – Панарин с нескрываемым интересом рассматривал
расположившийся перед ним тандем: мощный, напоминающий варварского
короля Радзинский с небрежно собранными в хвост длинными седыми
волосами и тонкий, интеллигентный Аверин, скромно застывший за его
спиной, словно паж.
Сам Панарин по комплекции походил на
Николая Николаевича, но в его фигуре не было аверинской хрупкости:
он производил впечатление сильного, гибкого, грациозного хищника из
породы кошачьих. Необычный, резкий, почти азиатский разрез карих
глаз, высокие скулы – такое лицо сложно не заметить, даже мельком.
Волосы у него были каштановые, мягкие, с медным отливом. Они
крупными кольцами ложились на лоб и красиво вились по всей длине.
Белозубая улыбка сверкала в покрывающей щёки тёмной бороде,
освобождающей доктора от неприятной необходимости бриться во время
неизбежных дежурств.
– Ты ничего не хочешь нам сказать? –
ласково спросил его дед.
– Рад вас видеть, – немного подумав,
вежливо ответил Панарин.
– А ещё? – тихо свирепел
Радзинский.
– Ещё чаю могу предложить. Или
предпочитаете медицинский спирт? – не слишком весело усмехнулся
доктор.
Радзинский встал во весь свой
громадный рост и навис над Панариным.
– Ты дурака-то не валяй, Айболит, –
тихо и внушительно сказал он. – Я хочу понять, какого чёрта я
должен решать твои проблемы, да ещё практически наощупь.
– Вы о Руди? – Панарин блеснул
своими тёмными, как вишни, влажными глазами.
– И о нём тоже. Мальчик Рома с
какого перепугу оказался среди наших клиентов?
– Понятия не имею, – помрачнел
Панарин. – Я до его визита в контору ничего о нём не знал.
– Вот как? – Радзинский переглянулся
с Авериным. – Садись, рассказывай, – он подтолкнул доктора к
потёртому дивану и сел рядом с ним. Николай Николаевич переставил к
дивану освобождённый дедом стул.
Панарин выглядел не то чтобы
испуганным, но несколько зажатым: плечи опущены, руки в карманах
халата. На собеседников он не смотрел – тоскливо изучал свои
ботинки.