Пройтись
пришлось основательно. Я плелась за Бобаном и мысленно пыталась справиться с
дилеммой. С одной стороны, то, что он относился к обслуживающему персоналу,
избавляло меня от необходимости поддерживать беседу. С другой, ехать три часа в
напряженном молчании улыбалось еще меньше – а я чувствовала себя в его обществе
именно что напряженно. Впрочем, можно кое-как задавать вопросы – пусть даже не
понимая ответов! Все лучше, чем пытка тишиной.
Пока
я решала эту задачу, мы наконец добрались до машины. Я наивно думала, что у
графа обязательно должен быть лимузин или хотя бы нечто представительского
класса, но Бобан подкатил мои чемоданы к огромному темно-зеленому джипу вполне
армейского вида.
- Ленд
Ровер Дефендер, - гордо пояснил он, заметив мое удивление. - На таком ездила
сама королева Елизавета.
Погрузив
чемоданы, он открыл передо мной заднюю правую дверцу, а сам сел с той же
стороны спереди. Я снова глупо заморгала, но вовремя вспомнила, что водитель в
Англии сидит справа. Конечно, об этом знала и в кино видела, но поскольку до
сих пор в странах с левосторонним движением не бывала и сама на машинах с
правым рулем не ездила, это все равно был какой-никакой, а разрыв шаблона.
* (англ.)
Прибытие
**(англ.) Добрый день, это я. Светлана.
***(англ.) Ее светлость
Скайворты и Скайхилл
Мы
выехали с парковки и, попетляв немного по развязкам, выбрались на скоростное
шоссе. Старательно подбирая слова, я спросила Бобана, как он попал в Англию, но
буквально через пару минут мне пришлось горько об этом пожалеть. Ящик Пандоры,
джинн из бутылки, разбуженное лихо, которое спало тихо, - вот что такое Бобан,
получивший законный повод говорить. Вместо ответа на вопрос выкатился
развернутый монолог, вынесший мне мозг минимум на половину объема.
Выдирая
по крупицам знакомые слова, я разобрала, что он окончил университет в Белграде,
немного поработал преподавателем английского и французского и решил податься в
Англию, куда уже переехали его родственники. Подходящей работы по специальности
не нашел и устроился шофером к старому графу Скайворту, от которого по
наследству достался Люськиному Питеру.
Я
перебралась на левую сторону, чтобы смотреть в окно на пейзаж, а не на встречный
поток машин. Покосившись через плечо, Бобан разглядел на моей физиономии
глубокое страдание и напряженную умственную деятельность. Это заставило его
поинтересоваться, не говорю ли я еще на каком-нибудь иностранном языке. Я робко
призналась, что изучала французский, и тут же пожалела – по-французски Бобан
трещал еще быстрее и еще менее понятно. Похоже, говорить медленно он вообще не
мог. Мое скорбное ответное молчание заставило его вспомнить, что он немного
знает русский. Я было обрадовалась, но в итоге оказалось, что его русский хуже,
чем мои английский и французский вместе взятые. Поэтому Бобан продолжил свой
монолог на английском.