Сколько спал, не знаю. Но когда открыл глаза, послышался какой-то гул. Щербатин был рядом, он тоже прислушался. Мы оба решили, что очередная ледяная глыба обрушилась с потолка. Впрочем, для нас этот потолок был небом.
А глыба оказалась вовсе и не глыбой.
Мы решили, что начался какой-то катаклизм. С потолка-неба очень быстро опустилось нечто черное, огромное и подвижное. Там, где оно касалось светящихся зарослей, оставались черные полосы и кучи поднятого грунта. Ледяная крошка вперемешку с громадными кусками валилась непрерывным потоком, это был настоящий ледопад.
Мы со Щербатиным, естественно, уже удирали изо всех своих слабых сил. Он даже позабыл про пику.
– Все, стой, – выдавил вдруг он. – Не могу....
– Что… – Я тоже тяжело дышал. – Что это было?
– Это червяк. – Щербатин с шумным выдохом опустился на колени. – Это чертов ледяной червяк, он жрет свою траву.
– Он мог нас придавить и даже не заметить.
– Мог, Беня…
Мы посидели, отдышались. Переглянулись.
– Ну пошли, что ли, поглядим, – вздохнул Щербатин. – Он уже, наверно, не вернется. Он там все сожрал.
Мы ходили по вспоротой земле, присыпанной ледком. Медленно угасали обломки светящихся веточек. Было жутко видеть это: так, наверно, выглядит земля после бомбежки.
Щербатин нашел свою пику и нехотя поднял ее, словно не очень стремился принимать на себя лишнюю тяжесть.
– Посидим, – предложил он.
Мы сперва помалкивали. Щербатин задумчиво обнюхивал обломок светящейся ветки, потом лизнул его, попробовал укусить. Наконец бросил под ноги.
– Щербатин, – вяло проговорил я, – вот скажи: тебе плохо было в твоей пятикомнатной квартире?
– Плохо, – просто ответил он.
– Что, даже хуже, чем здесь и сейчас?
– Хуже.
– Не понимаю… – пробормотал я. – Ну ладно я – спьяну, можно сказать, сюда попал. Но ты! Сознательно ведь!
Щербатин воспроизвел нечто среднее между вздохом и стоном. Мы не понимали друг друга.
– Что у тебя там осталось, Беня? – проговорил он, стараясь выглядеть спокойным и терпеливым наставником.
– Жизнь! – воскликнул я. – Нормальная человеческая жизнь! Ты что, идиот?
– Жизнь, – кивнул мой приятель. – Хорошо. Нормальная жизнь. Дай-ка я попробую ее себе представить. Итак…
Он прищурился, подперев голову кулаком.
– Итак, – повторил он, – жизнь. Утро. Ты просыпаешься в несвежей постели. И из холодильника наверняка воняет. Это твое утро. Оно начинается с затхлых простыней и такого же холодильника. Продолжать?