Питание было вполне сносным, и я даже
умудрялся получать наслаждение от супа из пшенного концентрата и
какого-то суррогатного чая, напоминающего по вкусу заваренные
опилки. На фоне невероятных приключений последнего времени эти
несколько дней спокойствия и чистоты позволили восстановиться
психике, а также элементарно выспаться. Неподдельно душевное
отношение персонала к раненым в первое время заставляло
напрягаться, как-то на фоне лечебных заведений нашего времени все
это выглядело натянуто, но потом уже всей душой поверив в
реальность происходящего, стал наслаждаться обстановкой. Будучи
ограниченно «ходячим» больным, через силу прохаживался по вагону,
сторонясь, пропуская мимо себя спешащих по делам медсестер, врачей
и санитарок. Я не курил, но частенько сам зависал в тамбуре,
наслаждаясь неторопливыми разговорами с, так сказать, местными
ранеными.
Меня интересовало все, что можно было
накопать по состоянию на фронте, и я особенно пытался отследить
реальные изменения по сравнению с известной историей моего мира.
Вагон у нас был смешанный, но так получилось, что тут собрался
преимущественно командирский состав, и на правах равного я мог
расспрашивать и получать вполне достоверную информацию на
тактическом уровне.
Дождавшись, когда из курилки вернется
сосед-майор, сам накинул шинель, которая у нас с танкистом была
одна на двоих, и поковылял в тамбур. В нашем купе мы с ним только и
были ходячие, поэтому по негласному соглашению, на случай если
кому-то станет плохо, кто-то должен был находиться на месте.
Ненашев все еще был без сознания и периодически вызывал «вертушки»
и ругал «духов», а вот старлей-летчик с перебитыми ногами тихо
скрежетал зубами и иногда от приступов боли, зажав зубами кусок
одеяла, тихо мычал. В соседних купе была примерно такая же картина,
и у нас, «ходячих», создалось некоторое общество.
Проскрипев дверью, вывалился в тамбур
и втянул в себя холодный морозный воздух. Сейчас тут никого не
было, и я, прислонившись здоровым плечом к стене, с некоторой
грустью стал смотреть в заледеневшее окно и любоваться
проплывающими мимо заснеженными просторами России в сумерках
уходящего дня. Осень и зима 41-го года. Тяжелое, трагическое и
переломное время. Именно тогда фашистам основательно дали по
голове, дав понять, что блицкриг не получился и начинается тяжелая
и долгая война на уничтожение. Пока это было понятно мне и
некоторым особо посвященным из высшего руководства страны. Немецкие
генералы все еще рвались к Москве в рамках операции «Тайфун», несли
огромные потери, теряли технику, замерзали, но все равно как
упертые ломились к столице. Сибирские дивизии были уже давно
переброшены и сосредотачивались для знаменитого контрнаступления,
отбросившего войска противника от столицы СССР, и как мне казалось,
в этой реальности все будет проведено намного продуманнее и
основательнее. Планы, силы, районы сосредоточения и направления
главных ударов, конечно, мне были неизвестны, но общую картину я
себе прекрасно представлял…