– Здравствуй, Олег, – Мухомор тяжко
вздохнул. А глазки-то у него грустные, как у собаки, заметил я.
Грустные и честные-пречестные.
– Это он для меня Олег, а для тебя он
теперь гражданин Первов. Уяснил?! – отрезала Ольга. Уже интересно,
потому что я считал Мухомора человеком не то, чтобы приятным, но
вполне, насколько такое можно сказать про барачника, безобидным. Не
знаю, чем он рассердил Ольгу, только зря он это сделал! Тому, на
кого Ольга сердится, не позавидуешь. Уж я-то знаю, не раз на себе
испытал.
Чтобы не мешать, я взял табуретку, и
присел в уголке покурить. Дядя Миша старался не смотреть ни на
меня, ни на Ольгу, взгляд его упёрся в столешницу, зад, обтянутый
лоснящимися штанами, беспокойно ёрзал по скамейке. Мухомор не
утерпел, достал кисет.
– Потом коптить будешь! – зло сказала
Ольга. – В этом хлеву и без тебя дышать нечем!
Мухомор суетливо запихал махорку в
карман.
– Чего это ты на него? – спросил я
равнодушно. Не особо меня интересовало, что натворил дядя Миша. Уж
наверное, не убил никого, иначе бы с ним не так, и не здесь
разговаривали. Я с наслаждением выпустил облако дыма, Мухомор жадно
втянул воздух и, в очередной раз, горестно вздохнул. Меня это не
растрогало. Ольга пояснила, отчего дядя Миша впал в немилость:
– Представляешь, Олег, у него в
ячейке ребята арсенал обнаружили. Половицу отодрали, а там ножи,
заточки, даже запчасти к самострелу. Спрашивают: «где взял?», а он
молчит. Спрашивают: «для чего?», он опять молчит. Неразговорчивый
какой! Михаил, признайся, где взял, и разбежимся по своим
делам.
Мухомор, понятно, не захотел
признаваться. Сам, мол, не пойму, откуда взялось. Подбросили!
Интересуетесь, кто подбросил, граждане начальники? И мне любопытно.
Если узнаю, убью гадину. Вот этими руками удавлю! Верьте мне, люди,
я же честный, законы соблюдаю, власть нашу уважаю, потому что вижу,
как она денно и нощно печётся о нас. И родной милиции всегда готов
помочь! Вы только найдите ту сволочь, которая меня подставила! Ну,
пожалуйста!
Разложил дядя Миша складно, как по
нотам. Мне эти дела знакомы. У барачников песни на один мотив: ни в
чём, бедняги, не виноваты, зато каждый их оклеветать норовит, они
белые и пушистые, да жизнь вокруг серая и колючая.
Заслушаешься!
А потом до меня дошло, за что Ольга
рассердилась на Мухомора. А когда дошло – я обалдел! Что же
получается, товарищи? Пока я самогоном накачивался, ребятки
очередной схрон поднимали – третий за лето! Похоже, совсем у
барачников крыши посрывало! Я понимаю – традиции: нельзя мужику без
ножа. Но меру надо знать. Закон для чего? Чтобы на него все, кому
не лень, плевали, или, может, для чего-то другого?