Теперь площадь – просто пустое место,
посреди неё иногда устанавливают виселицу. Сооружение несложное:
два столба, поперечина, две петли с блоков, закрепленных наверху,
свисают, и два крюка в столбы загнано. Издали на детские качели
похоже, только побольше, и предназначено совсем не для
развлечения.
Мы подошли от правления, а зрители по
другую сторону площади собрались. Около виселицы дружинники редкой
шеренгой встали. Серьёзные ребята, в новеньких куртках, у кого
зелёный платок на рукав повязан, а у кого и на голову – не так, как
бабы носят, а по-особому, вроде шапки. Кто небрит, а кто и вовсе
бороду отрастил. «Калашниковы» не у всех, но если у кого нет
автомата, у того ружьё. И, могу спорить – заряжено не мелкой
дробью.
Дружина, как и милиция, именуется
народной. А как же? У нас всё для народа и во благо народа.
Дружинники на этот самый народ смотрят, а люди близко не подходят,
издали за процессом наблюдают. Толпа растёт, кто-то привёл детей,
чтобы посмотрели на поучительное зрелище. Одеты все по-разному: в
засаленные фуфайки с торчащими клочьями ваты, в грубо выделанные
кожаные куртки, в рабочие спецовки. Обуты люди, в основном, в
пошитые нашими умельцами сапоги, а те, кто попроще – и вовсе в
лапти, потому что сапогов на всех не напасёшься.
Жмутся собравшиеся под брезентовыми
навесами, хотя дождь прекратился. Барачники тоже здесь – эти в кучу
сбились, остальных как бы не замечают, и граждане их сторонятся.
Все ждут.
Кум отошёл, я один под виселицей
остался. Смотрю, как лёгкий ветерок петли колышет. Верёвки намокли,
разбухли, с них капельки воды на землю падают, а под
ними большая лужа образовалась.
Вот и конвой появился – ведут
смертников. Те понуро шлёпают по раскисшей земле, ссутулились, руки
за спиной наручниками схвачены. Кажется, осуждённые мыслями уже в
могиле. Их, как и положено, с этого света на тот отец Алексей
провожает. Для тех, кто ещё во что-то верит, он вроде попа,
большинству же давно плевать на высокие материи, разобраться бы с
земными делами.
Отец Алексей, задрав, чтобы не
забрызгать, подол чёрного халата, спешит за смертниками, а тем до
него и дела нет. Их сейчас другое волнует. И меня, кстати, тоже:
вдруг показался чрезвычайно важным один вопрос – который из них
мой? Казалось бы – какая разница, кого я вздёрну? Но если уж всё
равно кого-то придётся, пусть это будет Сыч!