— Нет-нет, ничего. Я сейчас всё уберу, я быстро, — засуетилась она, собирая тряпочки в потёртый полиэтиленовый пакет, туда же бросая катушки ниток.
— Зачем? Мне не мешает, шей, если хочется, — Богдан пожал плечами.
— Вроде как… общее пользование. Просто там неудобно, — она показала рукой на дверь в свою комнату. — Не думала, что ты придёшь сегодня, — продолжала она бубнить. — Сейчас! — Женя рванула вилку из розетки и подхватила машинку, намереваясь отправиться в комнату.
— Давай сюда, — Богдан забрал ношу и направился без приглашения в комнату Жени.
Не хватало ещё, чтобы на его глазах беременные таскали тяжести. Машинка оказалась лёгкая, белый пластик и близко не напоминал старый Зингер в квартире бабушки.
Комната Жени оказалась просторнее снятой Богданом. Со старой, со времён Союза, мебелью — лакированным столом-книжкой у окна, заваленным книгами, журналами по рукоделию, ящичками с мелочью для шитья, кроватью с такими же лакированными спинками, с цветастым покрывалом определённо ручной работы.
Легко поверить, что квартира принадлежала бабушке Жени, из достижений современности в ней лишь относительно новый кухонный гарнитур, диван в гостиной, телевизор на стене и швейная машинка.
— Куда поставить? — он вопросительно посмотрел на неуверенно топтавшуюся в дверях Женю. Только сейчас он обратил внимание, что на ней надето нелепо короткое, широкое платье в чудовищный, ярко-синий горох. Машинально глянул на полноватые голые ноги, отметив их стройность для телосложения и положения женщины, и тут же перевёл взгляд на лицо.
Чёртов ад! Ещё на ноги беременных баб он не смотрел!
— На тумбочку, — Женя показала на допотопную тёмную тумбочку у кровати, напоминающую мебель в спортивном лагере, куда Богдан ездил в детстве.
— Хорошо.
Он быстро поставил машинку и стремительно вышел из комнаты, тут же отправляясь в свою.
На тахте его ждал сюрприз — лежавшие ровной, аккуратной стопочкой купюры. Ровно столько, сколько он заплатил за проживание за месяц и залог.
— Жень, а это что? — он вернулся в гостиную, там хозяйка квартиры — уже в трикотажных штанах и бесформенной футболке — продолжала собирать тряпичное богатство.
— Ну, — она уставилась на Богдана, как перепуганный олень в свете фар. — Ты ведь не будешь здесь жить… вот.
— Почему? — он подошёл ближе к Жене, смотря сверху вниз, не совсем понимая, что происходит.