Интересно, подумал профессор, неужели мир всегда был таким? Неужели всегда существовали энергичные мошенники и раздаточные роботы, наркотики индивидуального действия и мгновенного привыкания, изготовляемые в правительственных учреждениях, извечное противоборство между законом и риском? Неужели цивилизации всегда была присуща дихотомия, двойственность? И изначально ли суждено Легитимному правительству и «Великому колесу» держать друг друга за горло? Наверное, все-таки нет, решил Скарн. «Колесо» с презрением относилось к одолевавшей правительство мании тотального контроля, желанию уничтожить саму возможность непредсказуемости, риска, азарта. «Великое колесо» не ставило целью подменить собой правительство, но претендовало на удовлетворение человеческой страсти к азартным играм, той самой страсти, к которой правительство относилось с отвращением. Легитимное правительство мечтало раздавить ненавистную тайную организацию – слишком уж глубоко она запускала щупальца, – однако теперь оно уже не могло без нее обходиться. Плодившиеся, точно грибы после дождя, игорные дома, межзвездные числовые лотереи, рандоматические тотализаторы были лишь верхушкой айсберга, который представляла собой деятельность «Великого колеса»; к примеру, только «Колесо» обладало способностью поддерживать нормальное развитие вселенской экономики, с успехом используя на фондовых и сырьевых биржах те же принципы случайности, которые управляли работой машин-ферматов.
Вздрогнув, Скарн очнулся, сообразив, что успел задремать. Межпланетный лайнер лег на околоземную орбиту, и теперь пассажиры делились на две большие группы – одна продолжала путь к Земле, вторая собиралась высадиться на Луне. Вслед за Хервольдом и Кейманом профессор направился на борт земного челнока. Заняв свое место, он обратил внимание, что на челнок прибыли пассажиры и с другого межзвездного лайнера, в основном армейские офицеры – подобно Скарну, они выглядели недовольными и невыспавшимися.
Откинувшись на спинку сиденья, Скарн наблюдал, как салон заполняется людьми в форме. Сидевший рядом с ним Кейман нахмурился, застывшая у него на лице гримаса презрения становилась все более откровенной.
Наконец, впервые после отлета с Ио, Кейман заговорил:
– Вы только посмотрите на эту мразь! Видели когда-нибудь такую свору доходяг? – Вынув из нагрудного кармана сложенную в несколько раз газету, он протянул ее Скарну. – Вот полюбуйтесь. Правда, смотреть тошно?