Третьим распоряжением было —
подготовить к допросу старшего конюшего господина Канэиэ.
— А ведь вы ничего не сказали мне о
Сютэндодзи-Пропойце, — упрекнул он Сэймэя, когда они остались
одни.
— Ничего, — согласился колдун. — Ну а
если бы и рассказал? Во времена Масакадо он был простым убийцей —
только и примечательного, что масть. А сейчас он интересен лишь
постольку, поскольку может вывести нас на хозяина.
— Почему вы считаете, что он человек?
Откуда он взялся такой?
— На северные земли Китая совершали
набеги красноволосые и голубоглазые варвары огромного роста. Потом
они ушли куда-то на запад и с тех пор о них неизвестно в
Поднебесной. Но часть их осталась в северном царстве. Большинство
смешалось с ханьцами, но кое-кто сохранил стать и масть предков.
Сютэндодзи — из таких. К нам он прибыл с одной из корейских миссий
в годы Сёхэй [54] — им было запрещено привозить для охраны воинов,
так они вербовали здоровенных монахов. С кем-то он там поссорился и
не вернулся с миссией в Корею, нам на горе. Где бы вы стали его
искать теперь?
— В монастыре, — странное дело, этот
ответ пришел к Райко мгновенно, сам собой. — В одном из монастырей
под столицей.
— У господина Кудзё, — задумчиво, как
бы сам себе, сказал Сэймэй, — одиннадцать сыновей. Между старшими
сейчас идет борьба за власть, младшие же состоят в партии того или
другого. Господин Тадагими был дружен с господином Канэиэ — и
сегодняшнее событие меня, признаться, удивило.
— Я надеюсь, господин Тадагими
пришлет за своими людьми, — признался Райко, — и мы сможем
поговорить.
— За них еще мстить будут, наверное,
— сочувственно щелкнул языком Хираи — и приказал ввести
конюшего.
Допрос происходил там же, где три дня
назад допрашивали полудемона. На сей раз яму с углями для пытки
огнем не успели приготовить — но Райко полагал, что для конюшего
это будет и не нужно. Он еще ночью показал себя человеком не
храброго десятка.
Тут Райко ошибся. Конюший посинел,
как каппа после дождя, и даже держать его было не нужно — он и
губами-то двигал еле-еле. А вот говорить отказался, напрочь. И
видно было — просто так не скажет, хотя очень боится.
Райко приказал подать палок, но
Сэймэй попросил его обождать.
— По-моему, толку из этого не будет,
— сказал он. — Если человек решил молчать, так он скорей умрет, чем
заговорит. Так что мы поступим иначе. Подайте-ка мне кисть и
тушечницу.