- Умрёшь - начнёшь опять сначала, - продолжил Алекс. - И
повториться всё как встарь: ночь, ледяная рябь канала, аптека,
улица, фонарь...
Не глядя на меня, он пошел по протоптанной вдоль фундамента
дорожке за дом, куда свет уже не доставал, и где громоздились
таинственные серые тени.
- Он знал, о чём говорит. Этот наш тёзка, - с каждым словом изо
рта Алекса вырывалось облачко пара. - Александр - имя сакральное,
вечное. Тем, кто его носит, не суждено жить спокойно...
Мы остановились у крошечной калитки рядом с громадными мусорными
баками, от которых, несмотря на мороз, шел неистребимый дух
тлена.
- А теперь надобно тихонько постоять, и покурить, - прошептал
он, доставая из кармана пиджака пачку "Медного всадника". Одну
сигарету он протянул мне, другую взял сам, поднеся к кончику пламя
бензиновой "зиппы".
Курить я не хотел. Это занятие у меня сопрягалось с проблемами,
нервическими судорогами, плохим настроением и одиночеством.
Но сигарету всё же взял и вдохнул горьковатый, и даже приятный
по морозу дым. В горле запершило.
- Не вздумайте кашлять, - будто угадав мой порыв, просипел
Алекс.
Одеты мы были не для улицы. На мне были всё та же клетчатая
ковбойка и джинсы, на Алексе - пиджак, белая рубашка и брюки с
тёмным лампасом.
Через пару минут меня начало трясти - особенно пробирало, когда
ветер, завывая меж прутьев чугунной решетки, толкал в лицо мокрой
колючей ладонью.
И я уже было совсем собирался возмутиться, как вдруг, кинув
взгляд на площадку рядом с баками, забыл и о холоде, и о странном
моём знакомом, и о сигарете в пальцах.
Сначала я решил, что это бомж. Хочет поживиться чем-нибудь, пока
мусорщики не опустошили бачки. Но двигался он - оно - слишком
бесшумно, слишком изящно для представителя уличного дна. Ноги
существа лишь слегка касались земли, как если бы оно передвигалось
на цыпочках. Осанка была странная, нечеловечья, а сбоку от подола
рваного плаща высовывался длинный, одетый в стальную чешую,
хвост...
Я вскрикнул. Всё остальное - и необычная походка и стать - можно
было как-нибудь объяснить. Но к хвосту, подвижный кончик которого
словно бы жил своей жизнью, я готов не был.
Крик мой был тихим. Скорее, это был всхлип, который издаёт
любой, кто получил кулаком под дых, но существо его услышало.
Застыло. Повернуло голову.