- Газету, господин? – услужливо
интересуется подросток.
Сзади стоит почтенного возраста
мужчина, облаченный в сюртук и постепенно выходящий из моды
цилиндр. Усы-щетки почти скрывают губы, впрочем, они и так плотно
сжаты, не произнося ни слова. Он молча подбрасывает монетку,
исчезнувшую в ладонях парня.
- Я могу почистить вам туфли, это не
займет много времени, - быстро тараторит юноша, мигом щелкая
застежками чемодана.
Не обращая внимание на суету
простолюдина, господин не спеша разворачивает газету.
«Курхская война наконец
окончена» - громадными буквами отпечатано на бумаге. На
всю первую страницу красуется большая черно-белая фотография.
Гордые и непокорные курхи, все как один бородатые, в папахах и
кафтанах расшитых газырями. Вот только потухшие глаза опущены вниз,
где грудой сложены стяги горных племен. Месячная осада Капу-Кале
заканчивается капитуляцией повстанцев. Последний из бунтарей,
Руслан Джемилев под вспышки фотокамер передает саблю облаченному в
белый китель генералу Кутасову.
Мужчина переворачивает страницу, едва
посмеиваясь от увиденного. В углу размещено небольшое размытое
фото. Активно жестикулирующий с трибуны джентльмен, где целая толпа
во фраках совсем неподобающе одеяниям размахивает руками. Легко
представить, как все эти господа торопятся вскочить со скамей,
чтобы свистом и криком поддержать выступающего.
«Премьер-министр Готской
Республики выступил с нотой протеста.
Цитата: В очередной раз Симерийский царизм
доказывает империалистическую политику. Когда все цивилизованные
страны пытаются решить внутренние проблемы дипломатическим путем,
Екатеринградская хунта не знает другого пути кроме насилия.
Произошедшее в Курхистане трагедия мирового масштаба и без
сомнения страшное преступление. Крохотный безоружный народ,
выступивший против гнета династии Брянцевых безжалостно уничтожен.
Мы, Готия, скорбим о всех курхах, погибших в ходе карательной
операции»
Газета никак не комментирует
заявление западных соседей. Вместо этого размещает фотографии. Те
самые угнетенные курхи-башибузуки. Улыбающиеся и счастливые,
позирующие рядом с обезглавленными и изуродованными
пленниками.
По-прежнему не прибегая к словам,
мужчина касается старательно полирующего кожу мальчишку
тростью.
- Готово, господин, - у того аж
одышка от усердия.