- Ольховский дьявол? - веселясь,
подполковник возвращает газету. - А что, по моему звучит.
- Тебя обвиняют в преступлениях
против человечества, - Дорошенко как раз не до смеха, он комкает и
прячет плот готской типографии в планшете.
- С каких пор насильники и убийцы
имеют хоть малейшее отношение к людям? - нехорошо улыбается
подполковник, сузив глаза. - Я убил их всех и ни капли не
жалею.
- Господи, - Петр хлопает себя по
лбу, не зная, как достучаться до гордеца и упрямца. - Поставили бы
мы их к стенке, но тихо. Тебе же нужно было спектакль устроить,
перед журналистами заграничными, что б весь мир видел, какой ты
красный молодец. В общем так, Алеша, - разговор начинает утомлять,
- в стране восстанавливается порядок и законная власть, так что ты
с этой анархией кончай. Царь объявил амнистию, всех задержанных
велено отпустить и препятствий не чинить. Все, хватит
крови.
И видя, что Швецов никак не
успокоится, добавляет:
- Пойми, нельзя допустить большой
войны с Готией. Они сейчас только и ищут повода, а ты своими
действиями будоражишь весь континент. Твое имя благодаря готской
прессе от Стентон-сити, до дворца императора Цинь известно. И на
счет захваченных разведчиков...
Два дня в темном и сыром подвале, два
дня из чистилища, где минута подобна вечности. Наедине с
мыслями,наедине с витающим, шепчущими без умолку демонами. Только
чернота и звук собственного кашля. Капитан Майкл до сих пор не
знает участь людей взвода разведчиков. В первое время гот пытался
рваться с опутавших его цепей, кричал караульным, требовал ответов,
но долгие часы заточения и равнодушие узников истощают. Никогда не
страдающий религиозностью офицер впервые вспоминает о Боге.
"Это я приказал сдаться, - корит себя
без устали Майкл, готовый выть и рвать лицо ногтями от досады, - я
обещал вернуть всех домой"
Лучше было умереть там, у моста,
забрав как можно больше врагов с собой. А может и нет больше никого
в живых? Может он последний?
- Отпирай, - гот узнает ненавистный
голос Швецова из тысячи.
Клацает замок и на какое-то время
ослепляет свет керосиновой лампы.
"Сейчас убьют", - приходит
мысль.
Как ни старается офицер, умирать
страшно и с губ сами срываются слова:
- Я есть готский военнослужащий и
действую по приглашению Временного комитета государственного
управления Симерии. Вы не имеете права.