- Ладно, забыли, - адъютант, отложив
зеркало возвращается к питью. - У нас тоже много чего
случилось.
Рассказ Петра Дорошенко только теперь
проливают свет на размах паучьей сети лжи предателей. И если бы не
решительные действия правительства и отдельных командиров,
добраться жирному пауку Готии до тела Симерии.
- В общем, - причмокивает губами,
попивая чай, капитан, - Преображенский, Семеновский и Измайловский
полки действительно вышли на площадь. Но большая часть гвардейцев
даже не знали цель шествия. А когда государь вышел перед войском,
солдаты начали петь здравицу.
- Значит Временный комитет не вынудил
Александра отречься от престола?
- И тоже вы поверили пропаганде этих
готских газеток? - хмыкает Дорошенко. - Оно и понятно. Чем дальше
от Екатеринграда, тем легче врагу было посеять панику и
неразбериху. Царь-батюшка, государь наш Александр Четвертый, - Петр
богобоязненно крестится, - жив, цел и принял помазанье на
правление.
Алексей хлопает ладони и в
возбуждении встает со стула.
- Означает ли это, - подполковник
смотрит в окно, где видно его молодцов на станции, вертящихся около
капитановского автомобиля - что армия готова дать Готии
отпор, - он поворачивается к товарищу, вскинув подбородок. - Мы
выдвигаемся к границе. Ты ведь для этого приехал?
- Алеша, - поджав губы и жестко глядя
на штабс-офицера говорит адъютант. - Все подразделения остаются на
местах, никаких опасных движений у границы. Царь не хочет
провоцировать Готию.
Швецов не может сдержать хлещущей
ярости, обнажая зубы в оскале.
- Провоцировать? Провоцировать?! -
кричит он и указывает на улицу. - Готы вторглись к нам с оружием.
Если не я, колбасники взяли бы под контроль переправу, закрепились
в городе. И бунт бы только расширялся.
Дорошенко с силой стучит стаканом о
стол, расплескивая чай. Он встает с не меньшим гневом.
- Да ты хоть понимаешь, что тут
натворил? - кричит Петр, но в отличии от товарища быстро остывает.
Капитан извлекает из офицерской сумки помятую газету. - На,
полюбуйся. Их готы для бунтовщиков печатают.
Штабс-офицер разворачивает чтиво и
каково же удивление увидеть себя на первой странице. Алексей стоит
на трибуне, подобно античному оратору, взывая к народу и войску, а
у ног жмутся поверженные. Искаженное гневом лицо Швецова
разглаживается и вот, ведя глазами по строкам, начинает откровенно
заливаться от смеха.