Еще один гвоздь в гроб нашей дружбы. Стало обидно и горько.
- Как непродуманно, - вырвалось у меня. – Мог бы давать эти деньги мне, я бы сама сообщала ему информацию о себе. И брала бы вполовину меньше.
В то время, когда я пыталась выжить, учась и работая, мой драгоценный папочка не давал мне ни копейки, но щедро бросал ими в лицо той, которая стала шпионкой. Так мило. Не то чтобы мне были нужны его деньги, но разве он не знал, что мне плохо? А, он же давал – через Матильду. Как я могла забыть.
- Зачем она вам? – прямо спросила я. – Она ведь ваша любовница, верно? Девочка-модель, с которой можно поиграть? На что она купилась? На красивые подарки или на иллюзию прекрасной жизни рядом с обеспеченным человеком?
- На любовь, Мельникова. На любовь, - вдруг раздалось радом с нами. Алена – как всегда красивая и элегантная – неслышно появилась в зимнем саду и, пройдя мимо цветов, грациозно села на колени к Тимофею. Ее руки обвили его шею, а взгляд, направленный на меня, был насмешливым.
- Когда это содержанок стали называть любимыми? – фыркнула я, злясь и не понимая, какого черта Алена забыла здесь, и для чего ведет себя так вызывающе. То, как она липнет к дяде, всеми силами стараясь показать, что он – ее мужчина, меня раздражало.
14. 13
В глазах Алены вспыхнуло ледяное пламя. А дядя едва заметно усмехнулся.
- Я не содержанка. Следи за своими словами.
- Я очень хорошо слежу за ними, не беспокойся, - заверила я подругу. – Дядя, неужели вы совсем ничего ей не дарили? А разве этот браслет, - кинула я взгляд на руку Алены, - не ваш подарок? Я слышала, что к своим любовницам вы всегда щедры. Кстати, больше всего Алена ценит деньги. Кидайте ей прямо на карту, дядя, она будет рада любой сумме.
- Какая же ты все-таки высокомерная стерва, Мельникова, - улыбнулась Алена.
- Реутова, - сказал вдруг дядя. Кажется, ему было смешно.
- Что? – не поняла Алена. Она хотела было дотронуться до его волос, но он не позволил ей этого – перехватил руку.
- Она – Реутова, - глядя на меня повторил дядя, и я почувствовав себя странно, однако спорить не стала.
- И если я носила эту фамилию шестнадцать лет, то ты, подружка, не сможешь проносить ее и шестнадцати дней, что бы ты там ни пела про любовь, - подмигнула я Алене, с трудом сохраняя спокойствие.
- Можешь думать, что угодно.