Только в бой – иначе ради чего я
вообще решил играть?!
Хотя где-то на периферии и всплыла
мыслишка, что адреналин и возбуждение – это такая поднастройка
игрового процесса, как раз и введенная разработчиками с целью
удержать юзеров от преждевременного выхода из погружения… Но
мыслишка всплыла и тут же куда-то пропала.
Впереди и чуть правее раздался глухой
стон – причем донесся он издалека и словно бы сквозь какую-то
преграду в ушах. Будто их набили ватой. Оглянувшись по сторонам, я
вначале отметил, что немецкий снаряд все же не накрыл казарму, а
только снес ее дальний от меня угол. Впрочем, этого хватило, чтобы
превратить спальное расположение в какую-то чудовищную свалку из
покореженных остовов кроватей. По спине так и обдало холодком –
метры, которые я успел пробежать, по сути меня и спасли. Иначе бы
уже валялся там, на «взлетке», поломанной окровавленной куклой…
Да о чем это я? Погибнуть здесь
невозможно!
И это радует…
Вновь раздается стон – издали – и,
обратившись к источнику звука, я с удивлением понимаю, что он
находится в каком-то метре от меня. Контузия, твою ж дивизию…
Парень с рассеченным лбом стоит на коленях, держась за голову, а
прямо перед ним на полу лежит громоздкое, длинноствольное оружие с
массивным прикладом и прикрепленным сверху диском.
Ручной пулемет ДП-27 – Дегтярева
пехотный, 1927 года разработки. Вес – более 10 килограмм, дисковый
магазин рассчитан на 47 патронов винтовочного калибра 7,62.
Скорострельность – 500-600 выстрелов в минуту (боевая до
80).
- Самса… Помоги… Помоги!
Парень обращается ко мне, но я не
сразу понимаю, что он просит о помощи. Тут же приходит и узнавание:
Василий Нежельский, парторг заставы.
- Сейчас, сейчас…
С трудом встаю на ноги – и тут же
живот скручивает в резком спазме, бросив меня на колени. Контузия…
Выкашлявшись, вновь пытаюсь встать, украдкой, виновато посмотрев на
пулеметчика – но в его взгляде встречаю только сочувствие и
понимание. Благодарно ему кивнув – вот же! вроде бы просто бот, а
ведь такое ощущение что реальный, живой человек! – жестом показываю
на оружейку. Нежельский скривился, но кивнул и стал понемногу
вставать сам, при этом пошатываясь. Очередной толчок – звук разрыва
снаряда показался мне не слишком близким и потому не очень опасным
– вновь бросил нас обоих на пол. Уже не вставая, я ужом,
«по-пластунски» дополз до дверей пустой оружейки.