Сэле ещё
некоторое время продолжал оставаться на месте, приводя пыль внутри
себя в равномерное движение. Но как только его глаза приобрели
обычный синий цвет, он как ни в чём ни бывало подошёл к Ае, забирая
у него одежду.
Аба Альтас
покачал головой.
– Да
сохранит его Гаэ, – сказал он, точно подводя сим завершение всей
церемонии прощания.
Гиб Аянфаль
отошёл, отворачиваясь и взглядывая на свой кулак. В нём всё так же
продолжали жечься серые пылинки. Во время сжигания Лийта они
раскалились так, что Гиб Аянфалю стало больно и он обеспокоился,
что пыль сможет вырваться, и устремляясь к телу Лийта, пройдёт
прямо сквозь его ладонь. Должно быть, между пылинками по-прежнему
сохранялась связь, делавшая их частями одного существа. Теперь они
вновь успокоились, а Гиб Аянфаля охватили сомнения – правильно ли
он сделал, оставив их у себя? Сначала он взял их, как-то не
задумываясь о последствиях. Но теперь, может, подойти и отдать
консулу, чтобы он и их сжёг?
Гиб Аянфаль
оглянулся. Аба Альтас направился к яме, собираясь засыпать её, а
консул о чём-то говорил с Ае. На него пока никто не обращал
внимания. Воспользовавшись этим, Гиб Аянфаль забежал за шпиль
ближайшей обители и, распахнув рубашку, приложил палец с пылинками
к одной из своих энергометок. Подхваченные лёгким потоком волн
чужеродные пылинки скользнули внутрь и больно кольнули где-то под
пылевым сердцем. Гиб Аянфаль запахнул одежды и дыханием заставил
собственную пыль утихнуть. В нём зарождалось отчаянное желание
оставить после Лийта хоть что-нибудь вопреки словам Сэле. Ведь
странник и сам некогда говорил, прощаясь с Гиб Аянфалем ещё на
Анисане: «Хочу, чтобы обо мне кто-нибудь помнил». Он не хотел
исчезать бесследно! И потом, когда они встретят Росер, ей
пригодится эта пыль, чтобы вернуть Лийта к жизни.
Чувствуя,
что жжение в груди слегка унялось, Гиб Аянфаль пожалел, что эта
мысль прежде не пришла ему в голову. Может быть для такой цели
следовало бы убедить остальных, что всё тело Лийта следует взять с
собой, сохраняя в целости?
Между тем
начинало вечереть. Золотая звезда склонялась к сгустившимся над
западным горизонтом косматым тучам, на порозовевший песок ложились
длинные фиолетовые тени. Когда Гиб Аянфаль вернулся к трансферу,
все уже были там. Аба Альтас вытащил пасочную чашу и готовил
пасоку, Ае и Сэле сидели рядом, сохраняя молчание. Гиб Аянфаль сел
немного в стороне, тоже не произнося ни слова. Он понял, что это –
дань уважения к возможной погибели.